Намерение, о котором сказано вслух, наполовину осуществленное намерение. Сесили разволновалась – да, она вполне способна осуществить задуманное. У нее есть необходимые связи и сложившиеся отношения. Она сможет начать с нуля, и, черт побери, у нее будет своя собственная фирма.
Отец насупил брови:
– Не думаю, что Майлзу понравится твоя идея. Тебе стоит прежде обсудить ее с ним.
Она тряхнула головой:
– Не вижу смысла, потому что не собираюсь за него замуж. Вам вдвоем придется покорять Белым дом без меня.
– Хотя ты моя дочь, – рассердился Натаниэл Райли, – но я могу вынудить тебя действовать вопреки твоему желанию.
Сесили положила руки на стол. Она чувствовала в себе спокойную силу, уверенность и даже внутреннюю правоту. Ну что ж, не она, а он первым объявил о начале военных действий, так пусть пеняет на себя.
– А, так вот как это теперь звучит на твоем языке! А если называть вещи своими именами, то получится шантаж.
– Скорее стимул.
Улыбнувшись, Сесили небрежно отмахнулась:
– Ладно, пусть так.
Она вынула мобильный телефон и открыла приложение к электронной почте. В почтовом ящике было сообщение от Митча. Открыв соответствующее окно, она приступила к загрузке.
– Я сегодня была в мэрии. – Она звонко прищелкнула языком. – Оказывается, глава городского планирования обожает нимфеток, фетишизирует их. Во избежание публичной огласки он согласился подписать контракт с компанией Донована.
Натаниэл смотрел на дочь, челюсть у него отвалилась вниз.
Она, как ни в чем не бывало, подняла вверх один палец:
– С этой проблемой покончено. Но как быть с вами, тобой и Майлзом? Доверять вам нельзя, так как вы запросто можете навредить репутации Шейна, а мне бы этого очень не хотелось.
Сенатор побагровел от ярости:
– Сесили, что ты себе позволяешь?
– Стимул, теперь ведь это так называется. – Голос у нее стал печальным. – Запомни, отец, ты начал первым. Я многому у тебя научилась, в том числе собирать разную грязь. Сейчас я тебе кое-что покажу.
– Я желаю тебе только блага, – сказал Натаниэл Райли. – Как ты можешь все бросить ради какой-то никчемной крохотной консалтинговой фирмы?
Но на этот раз отцовские доводы не действовали на нее. Она прокрутила несколько страниц в поисках нужной.
– Знаешь, сейчас в это верится с трудом, но я на самом деле люблю тебя. Более того, я уверена, что когда-то ты был хорошим человеком. Так вот, я попыталась найти кое-что против Майлза. К сожалению, мне это не удалось. Как это ни грустно, остаешься тогда только ты.
Сенатор возмущенно вскинул руки:
– Неужели ты все это делаешь ради какого-то Донована?
– Ты втянул его во все это, не я. Но теперь, как я полагаю, ты не скажешь о нем ни одного плохого слова.
Из груди разозленного сенатора вылетало хриплое прерывистое дыхание.
– Так на чем я остановилась? Ах да, на стимуле.
Сесили била легкая дрожь от гнева и ощущения утраты. Утрата действительно была, и была более чем осязаемой. Сесили не кривила душой, это была чистая правда. Перестав быть прежней, она стала другой женщиной, такой, какой хотела быть. Настоящей.
– У меня есть кое-какие снимки. Я не хотела их использовать, но придется, поскольку у меня нет иного выхода.
– Какие снимки?
– С тобой и твоей практиканткой.
Лицо сенатора сразу прояснилось, по его виду было заметно, что он считает себя чистым.
– Всем известно, что меня оклеветали и очернили. Более того, это удалось доказать. Схема гнусного шантажа была разоблачена, разве не так? Мне больше ничто не угрожает.
Настал момент истины. Как только она сделает это, она станет свободной. У Сесили пересохло в горле от волнения, но она смело шла вперед к намеченной цели.
– Речь идет совсем о других снимках.
На мгновение лицо отца затуманилось, но тут же его тревога как бы рассеялась.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
Чувствуя одновременно горечь и отвращение, она положила свой телефон прямо перед отцом.
– Немного даже неловко, как много грязных снимков мне приходится показывать сегодня.
Едва Натаниэл Райли взглянул на экран телефона, как его лицо моментально посерело от страха. Посланные практиканткой-шантажисткой фото в прошлом году были своего рода грозным предостережением. Но сейчас на руках Сесили были другие, подлинные снимки, причем, вне всякого сомнения, очень опасные. На этих фото были засняты обнимающиеся сенатор и практикантка, причем и вид, и сама поза отца говорили о его несомненном похотливом желании; его горящие глаза, руки, прижатые к ее телу в тех местах, которые никак нельзя было назвать приличными. Нетрудно было предугадать реакцию матери, если бы она их увидела. Такого она никогда не простила бы отцу.
Сесили почувствовала страшную усталость, она, несомненно, победила, но какой ценой досталась ей эта победа!
– Как не хотелось верить в это! Я так верила тебе и, несмотря ни на что, хотела верить. Даже когда видела вас наедине и прекрасно знала, что вы вместе спите.
– Сесили, ты… – Голос отца задрожал и прервался. – …Ты показывала эти фото матери?