Победитель получает все

– Тебе же никто не затыкает рот, говори, пожалуйста, – съязвила Сесили.

Черт, как ему все это надоело! Надоело, что она спит в доме Грейси. Надоело, что она уклоняется от встреч с ним, сразу выходит из комнаты, если он там. Надоело ее глуповатое, натянутое выражение лица, которое она пытается выдать за спокойствие.

Митч быстро встал и поднял вверх обе руки в знак примирения:

– Эй, потише, к чему столько огня?

– Отвали и не лезь не в свое дело, – резко бросил ему Шейн, прежде чем опять повернуться к Сесили. – Я не собираюсь извиняться. Ужасно выглядишь, отвратительно! Странно, если ты так рада выйти замуж, то почему у тебя такой вид, а?

По лицу Сесили как будто молния проскользнула, чему Шейн внутренне даже обрадовался. Ну что ж, по крайней мере, ему удалось завести ее, а куда это приведет, это было не так уж и важно. Он выпятил подбородок, чувствуя себя высокомерным кретином, но остановиться уже не мог.

Ему нужно было разбудить ее. Нужно было доказать, что та женщина, которую он любил, по-прежнему существует, он сражался за ее освобождение.

– Прекрати, – прошипела Сесили. – Ты явно не в духе.

Мадди встала между ними:

– Эй, успокойтесь, пожалуйста. До свадьбы всего два дня. Мы же одна семья, нельзя ли побыть ею хотя бы до свадьбы?

Шейн взглянул на Митча и Мадди и произнес страшным голосом:

– Уйдите.

Мадди замотала головой, вопросительно взглянув на Сесили:

– Эта мысль мне не кажется здравой.

Сесили бросила на него взгляд, не предвещавший ничего хорошего, но Шейн знал ее лучше, чем кто бы то ни было.

Мадди открыла было рот, но Митч, видимо, кое-что понявший, взял ее за руку и произнес:

– Пошли, принцесса.

– Но… – запротестовала Мадди.

Однако Митч быстро вывел ее из кухни, прежде чем она смогла что-нибудь сказать. Шейн и Сесили остались наедине впервые за целых три дня.

Как только за вышедшими захлопнулась дверь, остатки благоразумия и здравомыслия тут же покинули Шейна. Им владело одно лишь желание. Ему хотелось только одного.

Подойдя к Сесили, он схватил ее за руки, прижал к дверям холодильника и поцеловал – жадно и страстно, как изголодавшийся человек.

Он не касался ее все эти дни, и ему не терпелось почувствовать сладость ее губ и бархатистость ее кожи. Она представляла для него восхитительное, роскошное блюдо, а он, как истинный гурман, вкушал его.

С не меньшим успехом данное сравнение можно было отнести и к Сесили, только в ее случае этим блюдом был он, Шейн. Ей так же хотелось попробовать угощение, которое для нее приготовила любовь.

Она прижалась к нему, трепеща от желания. Их губы слились крепко и горячо. Каждый из них сгорал от чувственного огня, и в общем тигле страсти внутри него и нее вскипала лава, грозящая вырваться на поверхность.

Шейн схватился за края ее блузки и разорвал ее, так что пуговицы градом посыпались на пол.

Застонав, Сесили привстал на цыпочки, впиваясь пальцами в его шею и еще плотнее прилипая к нему.

Ловко расстегнув замок на ее бюстгальтере, он обхватил ее груди. Его все понимающие пальцы гладили и ласкали их, а Сесили лишь жадно стонала, требуя еще большей ласки и от возбуждения царапая кожу на его спине.

Он целовал ее как безумный. Хотя это было обоюдное сумасшествие. Его губы властно требовали большего.

Им нельзя было отказать.

Но она и не хотела отказывать.

Он целовал ее с нараставшей жадностью.

Грубее. Сильнее.

Это был пролог.

Шейн задрал ее юбку, и Сесили, моментально подняв ногу, закинула ее ему за бедро.

Его возбужденный член через брюки уперся прямо в нее. Она тихо вскрикнула, но ее крик заглушили его губы, и тогда она подалась прямо ему навстречу.

Он крепко обнял ее. Шейн уже плохо соображал, что делает. Он почти сошел с ума. Взяв Сесили за бедра, он развел ее ноги в стороны и вошел в нее.

Они оба сразу начали двигаться, грубо, суетливо. Почти одетые, не подготовленные предварительными ласками, они соединялись, как два глупых, наивных подростка, умиравших от желания узнать, что это такое.

О боже, наконец-то!

Оторвавшись от ее губ и чуть отклонившись, он с силой втолкнул свою плоть еще глубже.

– О да, Шейн, да! – стонала, молила Сесили. И в ее голосе не было ничего человеческого, слышалась одна лишь животная страсть. Ею овладело странное чувство, будто она опять вернулась домой.

Он стиснул бедро Сесили и снова с силой вошел в нее.

Потом еще раз.

Снова и снова.

Все сильнее и сильнее.

Погружаясь все глубже и глубже.

Он задал жесткий, подчиняющий ритм.

Она от возбуждения царапала пальцами кожу на его спине.

Схватив ее за волосы, он отвел ее голову чуть назад и взглянул ей прямо в лицо.

– Смотри на меня.

Ее ресницы трепетали, как крылья бабочки, а синие, как разбушевавшееся море, глаза были полузакрыты и затуманены похотью.

Удерживая ее за волосы, он прорычал ей в лицо:

– Моя.

Первой задрожала в сладостном оргазме Сесили, и ее возбуждение, передавшись Шейну, спровоцировало кульминацию чувств и у него.