Спал ли Тишка, свернувшийся клубочком у Машиных ног, неизвестно, но, по крайней мере, ничего с ним не случилось и ни в кого он не превратился, пока Маша спала. И это было странно, потому что спала она достаточно долго, как подсказывали Кусе его внутренние часы, исправно работающие, несмотря на все превратности его непредсказуемой судьбы.
А по мнению барсуков, это было не просто странно, а совершенно невероятно и немыслимо. Но Маша об этом не знала и потому ничуть не удивилась проснувшись и обнаружив рядом Кусю и Тишку.
К тому же, и чувства её, и мысли были ещё там — внутри сна, слишком яркого живого и отчётливого, чтобы быть просто сном. Но, может, это на неё другие миры так действуют? Или, скорее, вот этот конкретный мир, потому что ни в Кусиных удивительных джунглях, ни в жуткой пирамиде ей такого не снилось. А там, по Машиному мнению, скорее можно было ожидать чего-то подобного.
Маша вздохнула. И нашла же в кого влюбиться! В инопланетного мятежника… Да уж, Непобедимый Лирен — это тебе не Нытик Антон, что и говорить… И никогда больше она его не увидит. Да и какое там “больше” у неё осталось? Уже четвёртый раунд. Оглянуться не успеешь — и финиш. Во всех смыслах.
А нечего быть такой дурой! Ввязаться в Игру, правил которой не знаешь… Кто бы ей сказал, что она на такое способна, — никогда бы не поверила! Ну и ладно, ну и пусть… Она уже почти смирилась с проигрышем, со своей смертью. Теперь она точно знала, что смерть — это не конец. Не может быть и никогда не будет такого, чтобы она просто исчезла и всё. Даже интересно, что там будет… И она, конечно, встретит деда и маму…
Но как же хочется, чтобы жили Куся и… Лирен. Чтобы они выжили, чтобы победили — не только за чертой, но и здесь. А если её сон — не просто сон, то значит ли это, что Лирен умер? Ведь она увидела его вместе с другими бунтовщиками, а они же умерли… И Роса… неужели она тоже?
Ей приснился Лирен, чего-то добивавшийся от невозмутимой Ядвы. Жрица молчала, отворачивалась, кривила губы, а Лирен распалялся всё больше, кричал на неё, даже схватил за плечи и встряхнул.
Во сне Маша вдруг поняла, что он расспрашивает Ядву о ней, о Маше, а Ядва молчит, не желая признаваться, что она и сама не знает, откуда взялась эта непонятная “Тёмная Владычица” и куда потом делась.
Наконец терпение жрицы лопнуло, она сбросила руки Лирена, сказала что-то резкое, наверное обидное, но не это остановило его, а её взгляд, неожиданно полный боли, горечи, тоски — всепоглощающей и беспросветной настолько, что даже суровый мятежник не выдержал и опустил глаза.
А потом Маша увидела, как вереница пленников пробиралась какими-то тёмными узкими коридорами — прочь из жуткой пирамиды, ставшей прибежищем тёмных сил и их служителей.
Среди уходящих был Лирен и тот мужчина в возрасте, с седыми прядями в чёрных волосах, которого Маша видела рядом с Лиреном на арене. Во сне Маша отчётливо поняла, что это отец Лирена.
Секретными переходами, в обход стражи, через замаскированные ловушки и тайные залы, куда строго запрещено входить непосвящённым, — беглецов вели Ядва и Роса. Но вот Ядва, коротко кивнув племяннице, развернулась, чтобы вернуться назад. Дальше они дойдут и без неё. Должны дойти. Если удача не отвернётся от них, если им поможет их Единый Бог, в Которого они так верят…
Роса бросилась к тётке, пытаясь удержать её, что-то горячо бормоча — почти совсем неразборчиво, но Ядва всё понимала, да и что тут может быть непонятного… Даже Маша, видящая этот странный сон, поразительно реалистичный, но почему-то с отключённым звуком, поняла, что Роса уговаривала Ядву бежать вместе с ними.
Но жрица лишь тяжело качала головой, не поднимая глаз. Светильник в руке Росы качался, бросая свет во тьму неровными бликами, пятнами, полосами, и казалось, что свет танцевал, пытаясь разогнать тьму, колыхавшуюся, наползающую со всех сторон, протягивавшую тёмные пальцы-щупальца, охватывавшую фигуру Ядвы, тянувшую её назад, вяжущую её по рукам и ногам.
Жрица порывисто обняла Росу, что-то быстро прошептала ей на ухо и повернулась, чтобы уйти, раствориться в темноте перехода. Лирен, вместе с остальными беглецами молча наблюдавший за этой сценой и, кажется, напряжённо что-то обдумывавший, вдруг совершил бросок — всего один шаг в непроницаемый мрак, уже поглотивший Ядву, и снова выдернул её в область танцующего света, не желающего сдаваться тьме, как медведь одним неуловимым броском выдёргивает рыбу из воды.
Лирен что-то говорил ей, коротко, отрывисто, очень уверенно. Она смотрела на него, всматривалась в его лицо с той же тоской, с какой смотрела, когда он расспрашивал о Маше, с той же горечью, но чуть менее яростной, словно смирившейся.
Маша знала, что на этот раз Лирен ничего не спрашивал — он предлагал Ядве остаться с ними, бежать с ними, бороться вместе с ними.
В любом случае, для неё это даже безопаснее, чем вернуться назад, особенно — после исчезновения Росы. Если обнаружится, что и пленные бунтовщики не были принесены в жертву, а исчезли… Страшно подумать, что ждёт жрицу.