Победитель получает...

А неподалёку — ближе к Кусе — действительно виднелся край большой ямы. Маше показалось, что оттуда доносятся звуки, похожие на бульканье, и ужас затопил её, обдавая леденящим холодом и опаляя жаром одновременно.

Куся, тем временем, размышлял над её вопросом.

— Ну как я тебе объясню? — сказал он наконец. — Они… странные. Но вообще-то… ты — ещё страннее. И, по-моему, они не злые. Просто злятся.

— Не злые, но злятся? — с горькой иронией уточнила Маша, не в силах оторвать взгляд от края ямы.

— Ага, — согласился Куся. — А что тут особенного? Разозлиться может кто угодно… Кроме шамана — он не должен злиться. Но я думаю: если очень постараться, то и его можно разозлить. Когда он узнает, что творят черноглазы, — точно разозлится! — авторитетно заявил кото-мышь. — Потом, конечно, вспомнит о Законе Внутреннего Покоя. Но сначала…

— Да уж, — согласилась Маша. — Тут уж… и камень разозлился бы.

— Вот! — подхватил Куся. — Мне кажется, что у них тут тоже есть причины для злости.

— Может и так, — уныло кивнула Маша, — только под горячую руку лучше никому не попадать, даже шаману, знающему о Законе Внутреннего Покоя, тем более, когда яма совсем рядом…

— Это точно, — вздохнул Куся. — И не только яма, — он снова сверкнул глазами в сторону “кота” и отвернулся.

А через минуту появились таинственные “они” — выступили из-за деревьев, бесшумные и суровые. Почему-то именно так показалось Маше, но вполне возможно, что суровость она дофантазировала сама, ведь эти существа сейчас выступали в роли судей, решающих судьбу самой Маши, Куси и сформированного Машиными воспоминаниями дедушкиного кота.

Местные жители — приземистые, среднему человеку по плечо, плотные, сплошь покрытые короткой тёмной шёрсткой, в отличие от говорящих, они носили пояса, к которым крепились, видимо, всякие полезные вещи, помимо кусков ткани или кожи, образующих подобие одежды.

Сильно вытянутые вперёд морды, заканчивающиеся крупными влажными носами, маленькие глазки и небольшие круглые уши придавали им поразительное сходство с земными барсуками. Только вместо белых продольных полос, у этих существ были светлые пятнышки на покатом лбу, темени и щеках.

“Барсуков” было, наверное, около десятка, некоторые остались на границе освещённого участка, остальные, приблизившись к пленникам на расстояние двух-трёх шагов, замерли, молча, неотрывно всматриваясь в свою странную добычу. Маша вспомнила, что именно она должна убедить их не сбрасывать подозрительных пришельцев в яму, подумала несколько секунд и, не придумав ничего лучшего, отчётливо сказала:

— Здравствуйте.

“Барсуки” дружно вздрогнули и попятились, в их маленьких чёрных глазках метнулся испуг. “Надо продолжать говорить”, — думала Маша, но слова не шли на ум, мысли разбегались, и она чуть ли не впервые в жизни поняла значение выражения “язык прилип к гортани”.

И ведь никогда она за словом в карман не лезла! Иной раз — лучше бы промолчала, а тут… просто затмение какое-то… Как там Евдокимов говорил? “Я не знаю, чего рассказывать…”

Маша вдохнула поглубже и выдала:

— Мы вообще-то не отсюда, конечно… — в памяти немедленно всплыло: “сами мы не местные”, и ей только титаническим усилием воли удалось сдержать истерический смех.

Вот уж точно! “Неместнее” не бывает! Она тряхнула головой и продолжила:

— Но мы не… мы самые настоящие, нас сюда случайно… занесло. Мы ничего плохого не делали. И не хотели. Отпустите нас. Пожалуйста.

“Барсуки” встревоженно водили носами и молчали.

— Вот, видишь, Дум, — наконец подал голос один из них, — странные они. И выглядят странно, и… разговаривают.

— Думать надо… — нерешительно отозвался другой и почесал пятнистый лоб.

— Для того тебя и позвали! — напористо заговорил третий. — А пока ты думаешь, мы их в яму скинем. Показали тебе — и ладно. Остальные два всё равно не говорят. Шипят, мяучат, как древолаз по весне, и всё. А эта вот, — он обвиняюще ткнул лапой с толстыми пальцами и внушительными когтями в сторону Маши, — новая какая-то напасть. Так что — пока в яму, а там посмотрим. Придётся Мудра звать. Пусть решает. Уничтожить их надо, вот что я вам скажу.

— Ты погоди, Бур, погоди, не спеши, — успокаивающе заговорил ещё один “барсук”. — Мы все твоё мнение знаем. Может, ты и прав. А может и нет. Но спешить в таком деле нельзя. Никак нельзя.

Тот, кого называли Буром, тяжко вздохнул.

— Мы думаем уже… — он посмотрел на свои руки-лапы и выставил их вперёд, растопырив шесть толстых пальцев на одной руке и два на другой, — восемь урожаев! Может, для тебя это и немного, Копыш, но с каждым урожаем… да что там! — с каждым сезоном! — становится всё хуже. Сколько ещё ждать? Скоро они заполонят весь Лес! А теперь — вот! — он указал на Машу. — Ещё и разговаривают. А сами… вообще ни на что не похожи.

— Они и раньше иногда разговаривали, — медленно произнёс обстоятельный Копыш.

Бур фыркнул: