Победитель должен быть один (СИ)

Тот разговор Алек порой вспоминал до сих пор. Рассказ отца об играх, их сути, настолько отличался от того, что годами скармливала им мать, что Алек невольно задумался, а зачем он это ей позволил. Почему бы не говорить правду? Зачем все эта преувеличенная ложь? Ответ отца он помнил так же хорошо:

— Потому что так проще.

Проще жить. Проще любить. Проще растить детей, не думая, что однажды кто-то из них ступит на кровавое поле Арены. Проще готовить чужих детей к смерти. Проще улыбаться соседям. Просто так проще.

С тех пор каждая Жатва превратилась для Алека из праздника в худший кошмар. Каждый раз стоило руке сопровождающего — каждый раз нового — опуститься в стеклянный сосуд, Алек тревожно сжимал кулаки и то и дело бросал взгляды на Изабель, точно так же смотревшую на него с мест для девочек. Каждый раз в мгновение, когда размалеванный капитолиец с улыбкой зачитывал имя нового трибута, и им оказывалась не Изабель, не он сам, Алек корил себя за облегчение, в ту же секунду заполнявшее все его существо. Еще один год. Еще один отбор. Он корил себя за жесткую радость, что участь трибута его миновала. Ненавидел себя за то, что теперь обречен умирать кто-то другой.

Изабель его понимала и никогда не просила смотреть трансляции соревнований вместе с ней. Алек просто считал дни, пока сестренка не сжимала его плечо, безмолвно сообщая, что сегодня еще один ребенок из их дистрикта умер на Арене.

Так проходил год за годом.

Каждый раз, отмечая очередной день рождения, Алек отсчитывал дни, что ему осталось провести в этой игре в поддавки со смертью. Два месяца назад ему наконец-то исполнилось восемнадцать, а значит, это его последние иры. Последний раз для него. И первый для Макса, которому сегодня исполняется двенадцать. А значит, Алеку предстоит еще семь невероятно тревожных лет.

— Алек, Алек! — за своими размышлениями он и сам не заметил, как добрался до отчего дома, а младший брат выбежал ему навстречу. — Тебя не было слишком долго! Смена давно закончилась, Изабель волновалась!

— Что со мной может случиться в лесу? — заставил себя улыбнуться Алек, небрежным движением растрепывая и без того торчащие в разные стороны волосы брата.

— Это зайцы? — уже переключился на другой объект Макс, разглядев драгоценную ношу на плече Алека. — Ты принес зайцев? Папа сделает рагу, да?

— Конечно, сделаю, — вдруг раздался голос отца. — Если твой брат поторопится и освежует этих зайцев.

— Я ему помогу, — высунулась из-за его спины Изабель.

— Хорошо, — кивнул тот, вновь скрываясь в доме.

Вечером, когда от заячьего рагу осталась лишь грязная посуда, Изабель взялась помогать матери с уборкой, отец, вяло попрощавшись, скрылся в своем кабинете, а Алеку досталась почетная обязанность укладывать именинника спать.

— Спасибо за амулет, Алек, — Макс крутил в руках безделушку из дуба, что Алек старательно вырезал последние две недели. Изящная статуэтка в виде охотника, изготовившегося к стрельбе, стоила ему неоднократно изрезанных пальцев и нескольких бессонных ночей, но восхищение брата при взгляде на фигурку окупало их без всякого сомнения.

— Это твой защитник, — поправляя одеяло, отозвался Алек. — Можешь носить его как кулон или просто оставить как статуэтку.

— А ты сделаешь мне шнурок? — уточнил Макс.

— Конечно, — улыбнулся Алек. — А теперь засыпай. Нас ждут непростые дни.

Макс молчаливо кивнул. Алек поднялся, собираясь погасить свет и закрыть дверь, но остановился, услышав тихое:

— Они ведь не выберут меня, да?

Алек глубоко вздохнул. Макс боялся игр. В его детстве не было воодушевляющих историй и сказок о почете и славе, он видел это кровавое действо таким, каким оно было на самом деле, а потому до ужаса боялся. После первых игр, что ему довелось посмотреть в более или менее осознанном возрасте, Алеку с Изабель пришлось по очереди ночевать в его комнате, чтобы разбудить Макса прежде, чем это сделают кошмары. Со временем тот снова смог спокойно спать, но страх — липкий, противный, первобытный — занял свое место в его душе и никуда не пропал, напоминая о себя все чаще и чаще.

— Конечно, нет, — отозвался Алек, наконец, выдавив из себя улыбку. — Твое имя написано всего один раз.

— Но такое ведь бывает! — возразил ему брат.

— Крайне редко. И точно не случится с тобой, — как можно спокойнее отозвался Алек.

— Ты обещаешь?

— Ты никогда не окажешься на Арене, Макс, — терпеливо повторил Алек. — Я обещаю.

Словно только этих слов и добивался, тот довольно улыбнулся и тут же прикрыл глаза, мгновенно проваливаясь в сон.

Алек не торопясь выключил свет, как можно тише затворил дверь и сам собрался отправиться на боковую, когда услышал тихий голос матери:

— Ты все еще ненавидишь меня, да? — Алек медленно повернулся, окидывая ее долгим взглядом.