Но приставы даже с места не двинулись. К стеночке прижались, стоят испуганные: помнят, как Тимка их в прошлый раз по комнате таскал — один двоих. Дядя Витя ещё говорил, что он их потом через всю комнату кинул. Сам я этого не видел, зато видел, как он только что «проводил» от подъезда двух здоровенных мужиков.
Итак, приставы стоят испуганные, а в подъезд врываются те два мужика. Они кидаются к нам. Тимка кричит мне:
— Саня, я для чего тебя позвал?! Уложи ты их!
Я только тогда и понял, зачем меня позвал Тимка. Я всё время забываю о своей способности обездвиживать взглядом. Короче, я сообразил, но поздно, потому что амбалы опять вылетели на улицу с Тимкиной помощью — чуть дверь не снесли. А Тимка возвращается в подъезд, и говорит мне:
— Сань, уложи их, если ещё сунутся. Я же не могу силу ударов контролировать, когда много нападает. Покалечить могу, даже убить нечаянно. Ты же знаешь.
— Ладно, — говорю, — понял.
Я сделал взгляд парализующим, но не смотрю ни на кого. А Тимка кричит
— Все на выход! Живо! Повторять не будем! — и идёт прямо на Галкина.
Ну, Галкина уговаривать не пришлось, он мигом драпанул из подъезда. Остались приставы и Тютюкина.
— Ну, а вы? — говорит им Тимка. — Ну-ка, все вон из подъезда!
А Тютюкина как начала орать:
— Что за безобразие! Ребёнок, не хулигань! В колонию для ребёнков захотел?! — и приставам:
— Хватайте ребёнков — и в полицию их!
Ну, приставы — что делать — к нам идут. С опаской, правда. Вот тогда-то я и прошёлся по ним взглядом — они рухнули на пол как подкошенные.
А Тимка говорит тётке:
— И ты, Тютюкина, так же хочешь? Ну-ка, брысь из подъезда!
Тётка испугалась. Бочком, бочком, по стеночке проскользнула мимо нас — и стрелой на улицу.
Тимка говорит мне:
— Ладно, Сань, давай этих двоих из подъезда вытащим.
Впрочем, моя помощь не потребовалась. Силы у Тимки и точно — как у буйвола. Точнее, как у танка. Он сразу обоих приставов один выволок за шкирки. Но мне этого показалось мало, потому что когда я вышел вслед за Тимкой, увидел картину: Галкин с той тёткой и амбалами стоят и бурно обсуждают, как им быть дальше. Ну, я и по ним прошёлся взглядом — тоже рухнули.
— Их-то зачем? — спросил Тимка.
— За компанию, — говорю.
— Напрасно, они бы и так не сунулись. Ну ладно, пусть полежат, отдохнут.
В это время к дому с сиреной подкатывает машина с брезентовым тентом на кузове. Из кабины выходит дядька в прокурорской форме (я потом узнал, что это начальник дяди Кости — отца Муравкиных), а из кузова выпрыгивают с десяток омоновцев. Из подъезда тут же вышел отец Муравкиных. Он подошёл к прокурору, что-то ему говорит.
Омоновцы стоят, ждут. Один из них, главный, наверное, подходит к прокурору, что-то спрашивает.
Прокурор ему что-то отвечает, показывая рукой на «отдыхающих» на земле Галкина и амбалов. Омоновец кричит своим:
— Вон тех троих забираем! — и тоже показывает на амбалов и Галкина.
Короче, они их за руки, за ноги — и погрузили в машину. Пока отец Муравкиных разговаривал с прокурором, Тютюкина успела отойти от паралича. Поднимается с земли, подходит к прокурору, показывает ему какую-то бумажку и говорит:
— Господин прокурор, вот решение суда об отобрании у гражданина Пономарёва ребёнка Артёма Викторовича Пономарёва, похищенного и укрываемого гражданином Муравкиным. Гражданин Муравкин воспрепятствовал исполнению решения суда и…
Прокурор не дал ей договорить. Он взял бумагу, порвал её на мелкие клочки и говорит:
— Вы что, издеваетесь?! Какое решение?! Какого суда?! Вы ответите за беспредел! Завтра же будет устроена проверка по поводу ваших злоупотреблений!
— Но позвольте, господин прокурор…
— Не позволю!
То, что происходило дальше, было полным абсурдом. Хотя… уж чего я только не видел в последнее время. Короче, Тютюкина падает перед прокурором на колени и кричит:
— Господин прокурор! Умоляю Вас! Мне нужен этот ребёнок! Мне нужна его энергия Жизни! Отдайте! Иначе я… иначе я! Каррр!.. Я каррр, каррр, каррр, ка-а-аррр!..
Прокурор, дядя Костя, омоновцы — да вообще все буквально остолбенели. А тётка прямо на глазах стала преображаться. Лицо у неё стало делаться всё темнее и темнее, нос стал вытягиваться и превращаться в клюв, одежда превратилась в птичьи перья, а руки в крылья. Через минуту вместо Каркалины Галиновны Тютюкиной перед нашим взором предстала огромная чёрная ворона. Ворона взвивается ввысь и орёт:
— Я верррнусь! Всё ррравно заберрру ррребёнка.
Вернулась. Не успела далеко улететь. Ну, это уже была моя работа. Перестарался я кстати. Короче, каменное изваяние вороны падает прямо у моих ног.
— Чёрт побери, что происходит? — растерянно произнёс дядя Костя. — В общем, все стоят, будто сами окаменели. А лица… нет, этого зрелища не описать словами.
В этом момент из-за угла дома появляются Вовка и Кирилл. Отец им кричит ещё издали:
— Вы где были?! Тут за вас вон Саша с Тимуром постарались! Даже не знаю, как они справились!.. Они же не владеют магией! Артёмку чуть не забрали!
Муравкины подошли, посмотрели на дело моих рук… точнее, глаз, и Кирилл говорит с усмешкой: