Победа. Том 2

— Слушай, — совсем уже другим, обычным своим беспечным тоном сказал Брайт, — у меня есть предложение.

— Прежде чем ты его выскажешь, я хочу тебя еще раз поблагодарить, — произнес Воронов.

— Почему вы, русские, так многословны? — отмахнулся Брайт. — Ты уже сделал это еще вчера. Или ты хочешь мне предложить что-то?

— Я не торгую часами, — зло пошутил Воронов.

— И напрасно. Вот, гляди. — Брайт поднес к его глазам запястье своей руки. — Видишь эти часики? «Филипп Патэк». В Штатах оторвут за тысячу вместе с рукой. А ты все носишь… как называется твоя фирма?

— Моя фирма называется «Победа», — медленно произнес Воронов и пристально поглядел в глаза Брайту.

— Никогда о такой не слышал.

— О ней слышали миллионы людей на земле, — все тем же тоном продолжал Воронов. И повторил: — По-бе-да!

— A-а, ты вот куда клонишь!.. Ладно, один — ноль в твою пользу. Так вот, у меня есть предложение. Раз уж я попал в это райское местечко, то так скоро меня отсюда не вытуришь. Давайте соберемся и отпразднуем. Ну, если не конец Конференции, то, скажем, начало конца. Наши боссы наверняка устроят себе теперь двухдневное развлечение. Без толстяка, конечно. Сейчас они рассядутся по своим машинам, и… все будет о’кей! Так чем же мы хуже? Короче, Джейн приглашает собраться в восемь вечера у нее. Сейчас одиннадцать тридцать. Назначай место, где я смогу тебя подхватить после семи вечера. Ну?

— У советского контрольного пункта, — сказал Воронов после минутного раздумья. — Ну, на границе американского сектора. Найдешь?

— Если я разыскал тебя в Карлсхорсте, то уж как-нибудь… О’кей, Майкл-бэби! В семь сорок пять я возникну как из-под земли. Договорились?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ СПОР ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Они ошибались — и Воронов и Брайт, — полагая, что Трумэн, Сталин и Черчилль вернулись в зал лишь для того, чтобы попрощаться с английским премьер-министром, а затем разъедутся по своим резиденциям.

Нет, все было не так…

— Продолжаем наши заседания, — сказал Трумэн, стараясь опуститься в председательское кресло достаточно медленно для того, чтобы Сталин и Черчилль успели занять свои места одновременно с ним. — Вчера было внесено предложение продолжить дискуссию о западной границе Польши…

— Нэ возражаю, — сказал Сталин и взял из лежащей перед ним коробки свою первую с начала сегодняшней встречи папиросу.

Хотя заседание только что началось, Трумэн с неприязнью посмотрел на часы. Если бы их стрелки двигались быстрее! Если бы скорее наступил час отлета Черчилля!

Но Черчилль был все еще тут. «Не приведи бог, — подумал Трумэн, — дать ему повод начать какой-либо новый спор. Ради того, чтобы поспорить, Черчилль, пожалуй, может отсрочить свой отъезд. И ни в коем случае нельзя проявить к нему недостаточное внимание: он подумает, что его уже сбрасывают со счетов».

— Я помню, — сказал Трумэн, — что у мистера Черчилля было дополнительное предложение.

«Что он имеет в виду?» — напрягая память, подумал Черчилль. У него не было предложений, но были аргументы против новых польских границ, подсказанные ему Миколайчиком. О закончившейся поздней ночью встрече Черчилля с этим поляком Трумэн знать еще не мог.

Но Черчилль провел полночи, читая «меморандум» Миколайчика. «Что делать с 8 миллионами немцев, проживающих в Польше?» «Потеря Германией земель по Одеру неизбежно вызовет там голод». «Экономическое бремя ляжет на плечи оккупационных держав». «Поляки не сумеют освоить новые территории». «Будет заложен фундамент вражды между Германией и Польшей»… Да, все это были аргументы, серьезные аргументы. Но каждый из них вызовет длительную дискуссию. А для нее сейчас нет времени. Значит, бой можно будет дать лишь по возвращении. А сейчас ни в коем случае не раскрывать аргументы Сталину. За последующие три дня он вместе со своими поляками придумает столько же контраргументов…

— Мне нечего добавить, — хмурясь, произнес Черчилль. — Иден и я имели удовольствие встречаться с польской делегацией. Иден — вчера, я — сегодня утром. Это был продолжительный разговор…

«Еще бы!» — со злостью подумал Трумэн, вспоминая, сколько времени ему пришлось ждать Берута.

— Так вот, — продолжал Черчилль, — поляки соглашаются, что в районе, который они заняли, находится еще огромное количество немцев. Берут называет полтора миллиона, но я имею сведения, что их там гораздо больше.

Черчилль посмотрел на Сталина, встретил взгляд его прищуренных глаз, и премьер-министру показалось, будто советский лидер безмолвно задает ему вопрос: «Ну-с» какими еще «Данными» снабдил вас пан Миколайчик?»

Но Сталин молчал, и Черчилль продолжал:

— Я считаю, что этот вопрос тянет за собой другие — в частности, о репарациях и зонах оккупации Германии…

Для Трумэна все стало ясным: Черчилль не желал, чтобы хоть один серьезный вопрос был рассмотрен на сегодняшнем заседании. Он хотел отложить их все, включая и польскую проблему, до своего возвращения. Сейчас он был в цейтноте.

Понял это и Сталин. В поведении Черчилля была своя логика: он мечтал вернуться на поле боя, обладая полнотой власти.