Победа. Том 2

Гитлер начал войну против Советского Союза задолго до того, как первый фашистский снаряд разорвался на советской земле. Прежде всего он обрушил свои удары против немецкого рабочего класса и его руководителей-коммунистов. Одних — подавляющее большинство — истребил физически, других замуровал в тюрьмах и лагерях.

Уцелевшие немецкие коммунисты не сдавались. Они вели борьбу С петлей на шее, зная наверняка, что петля может затянуться в любую минуту. Но об этом Воронову было известно не так уж много. Лишь сегодняшняя встреча с Нойманом и посещение райкома Коммунистической партии Германии пробудили у него живейший интерес к деятельности немецких коммунистов.

Так что же предлагают они своему народу сейчас? Диктатуру пролетариата? Власть Советов?

Воронов погрузился в чтение брошюры, врученной ему Нойманом.

От этого занятия оторвал его осторожный стук в дверь. Явился тот самый старший лейтенант из комендатуры, который привел Воронова сюда.

— Извините, товарищ майор, вас там требуют, — объявил он с порога.

— Требуют… меня?.. — удивился Воронов. — Куда требуют? В Бюро информации?

— Да нет, товарищ майор, там у КПП какой-то союзник шумит. То ли англичанин, то ли американец… Говорит, срочное дело. Только сюда допустить его мы не можем…

«Чарли!» — тотчас догадался Воронов. Ну конечно же он! Ведь в пресс-клубе Воронов расспрашивал у многих, начиная от «гарда» — по-нашему вахтера — и кончая журналистами, которых застал в библиотеке, — не видели ли они Чарльза Брайта?

Воронов вскочил со стула и побежал вниз по лестнице.

Метрах в пяти от шлагбаума стоял «виллис», возле которого — нельзя сказать — прохаживался — бегал взад и вперед размахивающий руками Чарли. Переводчица — миловидная девушка с погонами младшего лейтенанта — едва поспевала переводить его сумбурную речь подполковнику, недоуменно глядевшему на этого разбушевавшегося американца…

…Увидев меня, Брайт крикнул:

— Хэлло, Майкл!

Он бросился ко мне, не замечая, что часовой у шлагбаума положил обе руки на свой автомат и вопросительно взглянул на подполковника, которого, видимо, вызвали сюда из комендатуры.

Я протянул руку, предупреждая Чарли, чтобы он не рвался за шлагбаум.

— Черт побери, Майкл! — останавливаясь, крикнул Брайт. — Почему они меня не пускают? Я же им объяснял, что меня здесь принимал русский генерал… фамилию не помню. Настоящий генерал, три звезды на золотых погонах…

— Помолчи, Чарли! — прервал его я. — Нечего тебе обижаться. Хотел бы я посмотреть, что произошло бы, если бы я на ночь глядя решил бы вот так же прорваться в ставку Эйзенхауэра. Перестань бушевать.

Затем последовали объяснения с подполковником.

— Это американский военный корреспондент Чарльз Брайт, — сказал я. — Он аккредитован при союзном командовании. Мы знакомы. Я ему зачем-то срочно понадобился. Так что прошу его извинить. Мы поговорим здесь и все выясним. Спасибо, товарищи, что позвали.

Подполковник, старший лейтенант и переводчица ушли. Часовой убрал с автомата руки, но все еще посматривал на шумного американца с явным неодобрением.

Я подошел вплотную к Брайту и сказал:

— А ведь и я тебя разыскивал, Чарли. Даже в пресс-клуб ездил. Кто тебе сказал, что я здесь?

— А где ты можешь еще быть, если в Бабельсберге тебя нет, там, на Шопенгоор штресси, мне вообще никто не открыл, хотя я чуть не высадил дверь.

— Но что случилось?

На этот мой вопрос Чарли ответил вопросом:

— Ты что, переехал жить сюда?

— Еще не решил окончательно, — сказал я. — Во всяком случае, завтра днем вернусь в Бабельсберг.

— «Завтра днем»! — передразнил меня Брайт. — Так я и думал, что ты ничего не знаешь!

— А что мне надо знать?

— А то, что завтра, на одиннадцать утра, назначена съемка «Большой тройки»! Значит, мы, может быть, в последний раз имеем возможность увидеть всех трех наших боссов вместе.

— Но… — пробормотал я в недоумении, — разве Конференцию решили закончить?

— Ты что? — вытаращил глаза Чарли. — Неужто не слышал, что завтра днем Черчилль со своей командой улетает в Лондон? Сколько баков готов поставить на то, что он вернется?..

Постепенно я стал соображать, в чем дело. Наверное, журналистов известили о предстоящей съемке в самый последний момент, как нередко бывает в подобных случаях. Я уехал из Бабельсберга утром и ничего не знал.

Не стал объяснять Брайту, что фотографирование для меня совсем не такое важное дело, как для него, однако поблагодарил за сообщение.

— Надеюсь, что теперь-то ты немедленно вернешься в Бабельсберг? — спросил он таким тоном, как будто это само собой разумелось.

— Видишь ли, — замялся я, — меня угораздило отпустить до утра моего шофера…

Это было правдой. Решив заночевать в Карлсхорсте, я предупредил Гвоздкова, что он мне до завтра не понадобится, и тот укатил к своим товарищам-однополчанам.

— У тебя есть и машина и шофер, — сказал Брайт, ударяя ладонью по капоту своего «джипа». — Я все равно еду сейчас в Бабельсберг.

— Но у тебя же нет пропуска!

— Есть! — возразил он и похлопал ладонью по накладному карману своей военной рубашки. — Все наши получили пропуска на сутки. Из-за съемки.