В действительности Уанг знал только свое собственное намерение. Он решил уйти со своей туземной женой подальше от белых и их непостоянной жизни. Первой причиной подозрений и испуга Уанга был Педро. Китаец видел дикарей. В качестве кули он плавал вверх по некоторым рекам острова Борнео и доходил до страны Дингов. Он углублялся также на остров Минданао, где туземцы живут на деревьях, почти как животные; но этот Педро, это мохнатое существо с клыками и диким рычанием совсем не подходил под его представление о человечестве. Сильное впечатление, которое произвел на него Педро, было первой причиной, побудившей его украсть револьвер. Размышления об общем положении вещей и беззащитности «Номера первого» пришли позже, после того как он взял револьвер и коробку с патронами из ящика в столовой.
— А, так вы многое знаете о белых? — спросил Гейст слегка насмешливым тоном.
Короткое размышление дало ему почувствовать, что ему нечего было надеяться получить револьвер обратно ни посредством убеждений, ни посредством других, более резких мер.
— Вы говорите это, но на самом деле вы боитесь тех белых, вон там.
— Моя не бояться, — возразил Уанг глухим голосом, откидывая голову назад, что придало его шее напряженный, более чем когда-либо, тревожный вид, — Моя не любить, — добавил он более спокойным тоном. — Моя шибко больная.
Он положил руку себе на грудь.
— Это, — сказал Гейст, — чистая ложь. Мужчине не пристало так говорить. Да еще после того, как он украл мой револьвер.
Он внезапно решил заговорить об этой краже; никакой откровенностью нельзя было ухудшить положение вещей. Он не думал, чтобы Уанг носил револьвер на себе, и по зрелом размышлении заключил, что китаец никогда не намеревался употребить это оружие против него. При этом прямом обвинении, которое застало его врасплох, Уанг вздрогнул; потом, распахивая куртку со всей видимостью судорожного негодования:
— Моя — нет! Смотри, твоя смотри! — прокричал он, симулируя сильный гнев.
Он сильно бил себя по голой груди, обнажал свои ребра, трепетавшие от прерывистых вздохов оскорбленной добродетели, свой гладкий живот, колыхавшийся от негодования. Он тряс свои широкие синие штаны на желтых икрах. Гейст спокойно наблюдал за ним.
— Я не говорил, что он у вас при себе, — заметил он, не повышая голоса, — но револьвера нет там, куда я его клал.
— Моя нет револьвер, — упрямо повторял Уанг.
Лежавшая на коленях Гейста книга неожиданно соскользнула на пол, он сделал резкое движение, чтобы удержать ее, Уанг, от которого стол скрывал причину этого движения, почуял в нем угрозу и отскочил назад. Когда Гейст снова поднял глаза, китаец был уже у двери, повернувшись лицом к зале, не испуганный, но настороженный.
— Что случилось? — спросил Гейст.
Уанг многозначительно кивнул бритой головой на занавесь, закрывавшую вход в столовую.
— Моя не любит, — повторил он.
— Что вы хотите сказать, черт возьми?
Гейст был искренне удивлен.
— Не любите чего?
Длинным, лимонного цвета пальцем Уанг указал на неподвижные складки.
— Два, — сказал он.
— Два чего? Я не понимаю.
— Если ваша узнать, ваша не любить такая вещи. Моя много знать. Моя теперь уйти.
Гейст поднялся со стула; но Уанг еще мгновение простоял на пороге. Миндалевидные глаза придавали его лицу выражение тихой и сентиментальной меланхолии. Мускулы его шеи заметно двигались, когда он проговорил отчетливо гортанное «Прощайте», потом он скрылся из глаз «Номера первого».
Уход китайца сильно изменял обстановку, и Гейст подумал о том, что следовало предпринять при новом положении вещей. Он долго колебался; потом, пожав с усталым видом плечами, вышел на веранду, спустился со ступенек и твердыми шагами задумчиво направился к бунгало своих гостей. Он хотел сделать им важное сообщение и не имел ни цели, ни желания смутить их неожиданным визитом. Но так как их дикий слуга покинул свой пост, внезапное появление Гейста на пороге заставило вздрогнуть и мистера Джонса, и его секретаря. Их разговор должен был быть очень интересным, чтобы помешать им услышать шаги посетителя. Несмотря на темноту, царившую в комнате с закрытыми от жары ставнями, Гейст увидел, как они поспешно отскочили друг от друга. Мистер Джонс заговорил первым.
— Ах, вы вернулись? Войдите, войдите!
Гейст снял на пороге шляпу и вошел в комнату.
V
Внезапно проснувшись, Лена окинула глазами комнату и увидела, что она одна. Она быстро встала, словно стараясь своею деятельностью победить угнетавшее ее сжимание сердца. Но это ощущение было мимолетно. Овладев собой из самолюбия, из необходимости, а также из той гордости, которую женщины черпают в самоотречении, она встретила возвращавшегося из бунгало незнакомцев Гейста улыбкой и ясным взглядом.
Ему удалась ответить ей улыбкой, но молодая женщина заметила, что он избегал ее взгляда; она сжала губы, опустила глаза и принялась говорить с ним безразличным тоном; она без труда притворялась спокойной, как будто с восхода солнца стала чрезвычайно опытной в притворстве.
— Вы опять были там?
— Да… Я думал… но я должен вам сначала сказать, что мы окончательно лишились Уанга.