По ту сторону Смерти

Когда Плавий сжигал свою рясу, он молча молился, отдавая богу, которого предавал, последнюю дань. С этого дня в Кодубах уже не будет священника, а быть может, не будет и самих Кодуб. Вряд ли Зверь пожалеет хоть кого-то. Все селяне сегодня погибнут. И лишь один, тот, кто должен был защищать людей силой веры, останется в живых.

Отрешившись от мыслей о других людях, Плавий бросил в огонь священную книгу, четки из можжевельника, спасительный круг — он бросил в огонь своё прошлое, чтобы иметь будущее. А когда от былого остался лишь прах, Плавий дал клятву верности. Для этого ему пришлось разрезать запястье и приложить его к разрезанному запястью Зверя. Затем он говорил слова, которые еще вчера назвал бы крамолой и ересью, а уже сегодня они звучали в его устах и были слаще мёда.

— Твоя паства станет нашей пищей, — приняв клятву, сказал Каэль. — Кому из них ты бы оставил жизнь?

— Вышеготе, нашему старосте, — без колебаний ответил Плавий.

За окном светило холодное зимнее солнце, но никто из людей не вышел искупаться в его лучах, ведь все видели упырей, собравшихся в центре селения. Это были могущественные твари, ведь светоч не убивал их, а значит и спасительный круг, и святая вода против этих вампиров бессильны. Селяне скрывались в домах, пережидали, молясь и надеясь лишь на чудо.

Каэль за шиворот вытащил ренегата из храма, бросил его лицом в снег и приказал:

— Веди к дому старосты.

Плавий повиновался и пущенной стрелой, трусливо оборачиваясь и беззвучно читая молитвы, помчался к Вышеготе. Солтыс был дома и встретил неизвестного человека в дорогих одеждах из шелка и серебра как подобает радушному хозяину: открыл перед гостем дверь, провел к столу, налил ему браги и выставил снедь.

— Что вам нужно? — спросил он, когда бледнокожий незнакомец отхлебнул хмельного напитка и довольно откинулся на спинку стула.

— Кровь, — ответил Каэль. — Сперва мне нужны были знания, но их я уже получил. Ваш добрый друг и мой раб поделился всем, что знал.

— Ты хуже Зверя, святой отец, — презрительно прошипел Вышегота, бросив на Плавия ненавидящий взгляд. — И вечно тебе гореть в кругу Эстера, и вечно замерзать во владениях Хель…

— Мы отошли от главного, — вмешался Каэль. — Не так давно я потерял много рабов и мне надо восполнить утрату. Ты готов принять мою силу и стать таким как я?

— Этого не будет. Я умру человеком, — без раздумий заявил Вышегота.

— Прими его волю, сын мой, — взмолился Плавий, осеняя старого друга спасительным кругом, но солтыс не изменил своего решения:

— Ежели сделаете меня таким как вы, руки на себя наложу, но жить вашей жизнью не стану.

— Так тому и быть! — Каэль неразличимым движением выхватил из-за пояса кинжал и перерезал Вышеготе горло. Покончив со старостой, Первовампир вышел к своим рабам на деревенскую площадь и сказал: — Настало время пира! Так кормитесь же, дети мои! Ищите и, если найдете достойных, обращайте их!

— А как же я? — испуганно спросил Плавий, как пес, преданно следовавший за своим хозяином.

— Ты пригодишься живым.

— Благодарю, мой повелитель, — низко поклонился священник, отринувший свою веру. Теперь у него появился другой, более могущественный покровитель.

«Всяко смерть — сильнее жизни, и за нею последнее слово», — размышлял Плавий, наблюдая за тем, как вампиры превращают его родное селение в ужасное, изукрашенное кровью кладбище.

* * *

Клавдий спешил к границе Хельхейма, желая поскорее избавиться от Анэт — ненужного ему балласта, из-за которого приходилось путешествовать лишь ночью. Батури прекрасно знал, что купол уничтожит обращенную, но клятва, которую он давал полумертвому, ничего не говорила о судьбе девушек после побега из Хельхейма. И тот факт, что вампирша тут же погибнет, Клавдия нисколько не смущал. Да и сама она, судя по всему, ничего не имела против.

Покинув Кодубы, Батури ехал, не скрываясь, ошибочно полагая, что от погони удалось избавиться. Тем временем селений и деревушек стало гораздо больше. В некоторых из них появились трактиры. Все они были устроены примитивно и однотипно: без всяких украшений, с грубой утварью, небольшими, как кельи, комнатушками и широкими, предназначенными для шумных компаний общими залами. В этих забегаловках без труда можно было найти какого-нибудь пьяницу, чтобы напиться его крови, не прибегая ни к магнетизму, ни к осторожности.

Сперва на молодого, белокожего незнакомца, путешествующего с грудным ребенком и демонически красивой девушкой, давно отвыкшие от постояльцев трактирщики смотрели настороженно, помня о том, что на юге Хельхейма бушует чума. Но позже, по мере того, как дорога все дальше и дальше уползала к границе, и пуганных черной смертью людей становилось все больше, необычные путники привлекали все меньше внимания.