Забрезжил рассвет. Подорвавшийся мотоцикл лежит перевернутый. Метров десять по минному полю, в сторону лагеря, Дыба все же проехал. Там и остался. Сразу умер. Ульмах все время сидит на краю, у линии. Молча сидит. Смотрит на Дыбу. Я пытался с ним заговорить.
-Нелепость - ответил мне Ульмах и отвернулся, пряча от меня свои беспокойные, огромные руки.
Войтек готов выполнять каждый мой приказ. Только приказов больше не будет. Телефон не работает. А хочется Михасю сказать что-то такое, что бы... Я сижу на вышке, у пулемета. На востоке восходит солнце. На западе, над лагерем, кружат вертолеты. Надеюсь, что грузовые. Дыба... Как же... Отвести бы от тебя... Отвести бы от тебя слова сказанные мной и сказанные до меня... Не я один виноват. Слышишь, Дыба. Не я один. Нас много. Но никто... Какие именно Слова мне никогда уже не отвести от тех, кто по ту сторону минного поля? От Ульмаха? От себя?
Гул самолета. Ближе. Ближе. Большой, военный. Низко как. Аккурат, над нами. Над Дыбой. И дальше летит, к баракам. Взрывы в той стороне. Один, другой, третий. Это нельзя считать. Накрапывает дождь. Войтек убегает по буеракам, подальше от мин, подальше от лагеря, вышки. Падает Войтек, поднимается, ползет по глине, замирает, вжимаясь в землю. Кричу Ульмаху, прошу уйти. Не отвечает, не оборачивается. Мои руки цепляются за пулемет. Прицел - на комок глины, в полуметре от Дыбы.
Половину пути, ты, Дыба, прошел. Остаётся еще половина.