По ту сторону изгороди

Дорогие, высеченные из мрамора надгробия давно позади, Антон бродил среди погнутых крестов, ржавых оград и поросших травой могил, похожих на болотные кочки, за которыми прячется кикимора или водяной. Отец где-то здесь, среди бедных людей с жадными родственниками. Все чаще попадались фотографии, пожелтевшие от времени и влаги либо вздутые и черные, словно после пожара. Он устал, ноги ныли, плечи отяжелели, словно на них носили ведра с водой, в горле пересохло, а в животе сосало. Он все чаще посматривал на яблоки и яйца, лежащие у надгробий. Но чем глубже пробирался, тем реже встречались скоропортящиеся продукты, их сменяли растаявшие конфеты и черствые куски хлеба. Людей видел всего два раза и оба раза издалека. Хотел подойти, спросить не видели ли, не натыкались ли на могилу его отца, но понимал, что вряд ли кто-то способен запомнить все фамилии, прочитанные на надгробиях. Даже он не помнил какую фамилию прочитал последней. Вроде это была Марунова или Тарасов… А может вовсе Салатова. За прошедшие три часа прочитано столько фамилий, что хватило бы на толстый телефонный справочник.

Антон подумывал вернуться ко входу, к избе охранника, спросить у него про отца. Возможно он ведет журнал, в который записывает покойников, а может у него есть даже карта кладбища, с начерченными крестиками и фамилиями. Было бы здорово! Да, так он и сделает, но для начала дойдет до той сломанной сосны с висящим на ветвях пыльным венком, а затем пойдет обратно, другим путем, мимо других могил.

Справа хрустнула ветка. Антон резко повернулся, сердце заколотилось быстрей, в позвоночнике кольнуло, как от акупунктурных иголок. Он поежился, словно снова ощутил на спине прикосновение холодных пальцев врача и, на удивление, теплых иголок. Так давно это было, лет шесть прошло, но лицо улыбчивого доктора с глазами разного цвета все еще не стерлось из памяти.

Среди деревьев стоял худой парень, ростом чуть выше Антона, может на полголовы или даже четверть. До него было около пятидесяти шагов или, если считать в могилах, то восемь надгробий и крестов. Он стоял спиной и не замечал Антона. Можно было пройти мимо, но Антон почувствовал, что непременно должен подойти. Это чувство появилось на кончиках пальцев и разрядом пронеслось по телу, ударило в голову и направило ноги совсем в другую сторону от намеченного маршрута, от сосны с висящим венком. Он пробирался по раскисшей земле, поскальзывался, падал на колени, хватался за оградки или ветви деревьев, подымался, но через шаг снова падал. Эти пятьдесят шагов дались сложней всей трехчасовой прогулки. Возможно сказалась усталость или же в этом месте особая земля, такая которая отталкивает, роняет, не позволяет сбиваться с первоначального курса.

Антон остановился у треснувшего ствола березы в двух шагах от парня. Он собирался с мужеством, чтобы заговорить. Хотя можно было не начинать разговор первым, а вынудить парня повернуться, обратить внимание на Антона. Для этого достаточно хрустнуть веткой или пнуть по оградке.

У него короткая стрижка, с выбритыми висками. О такой мечтал Антон, но никак не решался озвучить желание, садясь в кресло бесплатного, школьного парикмахера. Черная футболка с наклеенной на плече символикой клуба за который болел его отец и продолжал болеть Антон. На ногах белые кроссовки. Так не практично, но вместе с тем смело. Ведь сколько сил и времени придется вложить, чтобы отмыть глину и въевшийся песок, вдобавок ко всему получить хорошую взбучку от матери или тети. Антон рассматривал парня, а тот стоял не подвижно, словно статуя или памятник. «А вдруг на самом деле это памятник?» Антон на мгновение растерялся от такой мысли, но удостоверившись, что парень не стоит на надгробной плите, а грязь на кроссовках – это не цемент или бетон, склеивающий памятник с мраморной плитой, а глина с налипшими листьями и иголками, сказал:

– Привет. Ты что тут стоишь?

Он повернулся сразу, как только Антон произнес первое слово, а может даже раньше – как только открыл рот, чтобы произнести первое слово. Возможно парень слышал шмякающие шаги и тяжелое, сбивчивое дыхание, а потому был готов к тому, чтобы резко повернуться при приближении Антона. А может у него просто хорошая реакция, такая, как у боксеров или автогонщиков и он повернулся тогда, когда услышал первый звук первого слова. Как бы там ни было, он приветливо улыбался, щуря глаза.

– Я разговариваю с отцом, – ответил он.

Взгляд Антона забегал по сторонам, он даже обернулся, но никого больше не увидел. Кругом только деревья да молчаливые могилы.

– А где он?

Вместо ответа, парень жестом пригласил Антона подойти. Всего три секунды он колебался, считая про себя: «один, два, три», а потом оттолкнулся от березы и подошел.

– Вот он, – показал парень на могилу.

Антон прочитал имя, высеченное на плите, и непроизвольно отступил. Прочитал еще раз, вчитываясь в каждую букву, проговаривая фамилию, имя и отчество по несколько раз. Еще и еще, до тех пор, пока наконец до него не дошло: это могила его отца, Коляжного Андрея Николаевича.

– Тебе не хорошо? – спросил парень.