По ту сторону изгороди

Он решил, что утром, пока все спят, возьмет аквариум и отнесет в зоомагазин. Сдаст друга, но сохранит ему жизнь. Окажись Сашка рядом, обязательно бы сказал: «друзей не предают». От мысли, что придется избавится от хомяка становилось еще хуже, хотя казалось, что хуже уже не может быть. Он закусил угол подушки, чтобы сдержать стоны и всхлипы. Никто не должен узнать, как много боли и страдания умещено в его маленькое тело. Голос брата в голове все повторял и повторял: «друзей не предают».

Он еще долго лежал скрюченный, словно кот перед грозой, мысли крутились одни и те же, но чаще проступали подталкивающие к уходу из дома. Он готов был даже жить в арке между домами, в коробке из холодильника, вместе с дядей Валей, лишь бы не видеть и не слышать нелюбящую приемную семью. Сашка давно подначивал уйти и говорил правильные слова о том, что сдерживает Антона только страх неизвестности.

Антон не заметил, как уснул, а когда проснулся за окном все еще были сумерки. Кровать деда пустовала. В аквариуме под кроватью возился хомяк, а в розетке на стене стоял гул. Антон взглянул на щель под дверью. Темно. Вышел из комнаты босиком и на цыпочках прошел в туалет.

Лоток кошки убран, но не до конца. Тетя Таня оставляла немного старого наполнителя, пахнущего мочой, чтобы кошка могла по запаху найти свой туалет. Антон повернулся к входной двери, глянул на шкафчик где лежали его кроссовки. «Ага, как же знает она где ее туалет», подумал он и спустил воду в унитазе. Над ванной, на прищепках висела стираная одежда. От нее пахло ромашками и веяло свежестью горных трав. Прям как написано на упаковке стирального порошка. Футболка Антона ближе к стене, скомканная, зажатая, словно ребенок в плотном автобусе, набитом толстыми взрослыми. Он встал на край ванной, дотянулся до футболки, сдернул ее, расправил и повесил поверх кофты Насти. Стянул её розовые носки и бросил на пол, рядом с лотком кошки. Спустился и протер носками по кошкиному туалету. Усмехнулся, вновь залез на край ванны и повесил скомканные и пахнущие кошачьей мочой носки ближе к стене.

Вышел из туалета и так же на цыпочках, стараясь не наступать на квадраты на линолеуме, побрел досыпать. Всем известно, что стоит наступить на квадрат, как поглотит лава из адского жерла вулкана.

В зале темно, но Антон уловил краем глаза фигуру на диване. Он настороженно остановился, всмотрелся. Это был дядя Миша. Он держал в руке бутылку, а во рту незажженную сигарету. Антон решил, что дядя Миша спит, и чтобы его не разбудить медленнее и тише покрался к своей комнате. «Странно, что не заметил его, когда шел в туалет», – подумал он, – «наверное, сидит там уже давно».

– Антон, подойди. – Трезвым, не заспанным голосом позвал дядя Миша.

Ничего не оставалось как подчиниться. Он встал напротив дяди Миши, гадая что тот от него хочет. Обычно, дядя Миша хотел поговорить с Антоном в двух случаях: когда был пьян или, когда его просила это сделать тетя Таня. Бутылка оставалась полной, алкоголем не пахло, а значит он был трезв.

– Сядь рядом, – попросил он.

Антон осторожно сел на край, подальше от дяди Миши.

– Ты ведь знаешь кем я работаю?

Антон кивнул, хоть и знал, что в темноте не было видно этого движения.

– И ты помнишь, как я договаривался с доктором Чеховым, о твоем лечении?

Антон шумно сглотнул и затаил дыхание. Вновь кивнул, но уже не так уверенно, как в первый раз.

– Я не буду ходить вокруг да около, скажу прямо. – Он чуть помолчал, накаляя обстановку. – Если не перестанешь выводить тетю Таню, то мне придется договориться с доктором Чеховым о приеме.

Перед глазами у Антона появились белые круги, голова закружилась. Если бы был включен свет, то он видел, как двоится телевизор и шкаф, как кружится ваза с леденцами. Дыхание перехватило, в ушах застыло эхо, а во лбу появилось давление. В одной точке, словно на лоб нажимали сильным, сухим пальцем.

– Иди, спи, – сказал дядя Миша и по-отечески потрепал Антона по голове.