По ту сторону горизонта

Харон реагирует на слова усмешкой, Валерия – благодарной улыбкой. Их маленькая процессия из четырёх человек подходит ближе к воротам. И тогда уже Спаркс оттесняет мага, лишь бы тот не маячил перед глазами резко выпрямившихся караульных. Разговор оказывается коротким и быстрым. Один из солдат отправляется за мажордомом, и уже через пару мгновений низкий темнокожий мужчина вежливо приглашает их переступить порог чужого жилища. Речь его стройная, серьёзная, ещё бы Бентлей понимал, что говорят. Интонация может сообщить многое, однако не в этом случае. Кеннет не демонстрирует свою беспомощность, но да Коста шепчет:

– Он говорит, что нас скоро примут. Что papi как раз закончил принимать у себя капитана Алонсо.

Бентлей коротко кивает. Они оказываются в широком и просторном вестибюле, пол которого уложен крупной плиткой. Вдоль стен выставлены всевозможные кушетки и низкие диваны, обитые нежно-зелёным сукном. На диванах лежат аккуратные подушки с небольшими кисточками. Но здесь они не задерживаются, доходят до лестницы в углу и поднимаются на второй этаж.

– Это прихожая, – добавляет да Коста. – Здесь мы останемся дожидаться прихода губернатора.

Мажордом смиряет Валерию насторожённым взглядом. Никому не понравится, что за спиной переговариваются, особенно на чужом языке, но да Коста не придаёт этому значения. Она осматривается, её глаза блестят, а лицо сияет. Конечно, девушка впервые видит этот дом, фламандские ковры на полу и на стенах, картины и серебряные подсвечники на этажерках. Ещё несколько мгновений, и Бентлей отпустит Валерию – и имеется в виду не только её локоть.

– Это то, чего вы хотели? Таким представляли свой новый дом? – тихо интересуется лорд Кеннет. Его не удивляет богатство убранства, он всё ещё может здраво оценить состояние семьи Валерии по внешнему виду нескольких комнат. И он не беспокоится, что девушка будет замучена голодом. Но червяк-паразит в голове подтачивает мысль: Кеннет не хочет её отпускать.

И может, он не знает, как будет действительно лучше для Валерии, почему-то ему думается, что под его опекой у неё есть больше шансов прожить счастливую жизнь. Он точно не выдаст её замуж за мужчину, который позволит себе поднять на неё руку или относиться неуважительно, повышая голос или считая да Косту не более чем мебелью в красивых комнатах. И всё же он не может решать за неё, да и мысли вслух не озвучивает.

Их оставляют ждать. Харон тут же тянется к картине на стене, прикладывает пальцы к золочёной раме. Его не останавливает даже молчаливое осуждение Богоматери на полотне.

– Мне всегда казалось, что живописцы – маги. Я даже бывал у нескольких, но они оказались обычными людьми. – Харон потирает подбородок и очень вовремя отходит на шаг от картины. Мажордом приглашает пройти их дальше в соседнее помещение – парадную гостиную. Наверное, в самое роскошное помещение во всём доме: с картинами в тяжёлых рамах и лёгкими бюро, резными сундуками и расшитыми салфетками.

Гостиная уже полна людей: хозяева и слуги, дети и даже маленькая рыжая собачка на руках у мальчишки. Но обменяться любезностями и соблюсти этикет не успевает никто. Валерия всплёскивает руками, отпускает лорда Кеннета и бросается к женщине в тёмном платье с покрытыми шалью плечами. Не нужно знать языка, чтобы понять, что Валерия обращается к каждому из родных по ласковым прозвищам, особенно режет слух papi. Она бросается на шею матери, женщина, поднимается из кресла и обнимает дочь, крепко стискивая её. У Кеннета внутри свербит.

И хоть воссоединение семьи зрелище действительно трогательное, он чувствует себя несчастным. Чуть меньше, чем когда понял, что потерял О'Райли. Лорд отводит взгляд всего на секунду, прежде чем решает, что ему не стоит окончательно забывать о вежливости. Стоит объясниться, пока старшая сестра Валерии прижимает её к груди, обливаясь слезами. Кеннет заводит руки за спину и сцепляет их в замок.

– Мистер Спаркс, представьте меня хозяевам. И скажите, что искренне счастлив, что мисс Валерия вернулась в отчий дом.

– Да, сэр, – Оливер выступает вперёд, однако отец да Косты останавливает его рукой.

– Я знаю ваш язык и понимаю французский, сэр, если вам проще изъясняться на нём. Меня зовут Габриэль Диас Артуро да Коста. Благодарю за возвращение моей дочери домой.

Глава 30. Самое время прощаться

Для них не накрывают праздничный стол, они заявились без соответствующего письма, да и требовать к себе особого отношения, как к адмиралу Англии в начале прошлого столетия, не стоит. И Кеннет это прекрасно понимает. Он и не требует, и даже не кривит душой и лицом, прохаживаясь по узкому кованому балкону, выходящему во внутренний сад. Бентлей впервые видит подобное архитектурное решение, но полагает, что сделано это в первую очередь ради того, чтобы в жаркий летний день можно было скрыться в тени растений и цветов. Красиво и умно, однако для своего особняка он такое никогда не отстроит.

Габриэль да Коста обращается к Кеннету, останавливаясь у перекладины: