По ту сторону фронта

Но пусть не думают читатели, что нам жилось легко и сытно. Да, у нас на островке были запасы. Крестьяне всегда были готовы помочь нам. Но ведь большую часть времени мы проводили не «дома», а «на работе», блуждая по лесам и болотам. Захватить с собой много продуктов мы не могли, а путешествовать иногда приходилось по десять-пятнадцать дней. В населенных пунктах мы тоже не должны были показываться, пока не выполним задание, чтобы немцы не догадались о предполагаемом взрыве. Но даже в тех случаях, когда мы встречались с крестьянами, они не всегда в состоянии были снабдить нас всем необходимым. Бедно и скудно жилось крестьянам «под немцем».

Вот пример того, как мы помогали крестьянам и крестьяне помогали нам.

Группа Мирового взорвала эшелон и возвращалась обратно единственной дорогой, проложенной от хутора к хутору по Ружанской пуще. Было воскресное утро. Где-то недалеко бомкал колокол, и люди из хуторов тянулись к церкви. Старики, вероятно, и на самом деле рассчитывали помолиться: в этой церкви не было своего попа, а уж если зазвонили, значит, поп приехал, и они не хотели упускать случая. Молодых подгоняли десятники. Вчера из Ружан прибыли немецкие вербовщики, и начальство приказало всему взрослому населению собраться у церкви. Вместе с вербовщиками явились три десятка солдат. Они должны будут сопровождать (вернее, конвоировать) «завербованных» в Ружаны. Без такого конвоя не было бы никакого толку от вербовки, ведь никто не шел добровольно.

С первых дней оккупации крестьяне разбегались от вербовщиков. А вербовщики налетали на наши села, как в средние века налетали турки или татары. Конечно, фашисты приезжали не на диких степных лошадях, а на тяжелых грузовиках; не накидывали издали аркан на селянина, а убивали или грозили ему автоматом, но суть оставалась та же: гитлеровцы воскрешали средневековый обычай угона жителей в полон, в неволю. Иногда они пользовались при этом неожиданностью своего налета, а иногда просто обманывали народ, собирая его при помощи старост и полиции на собрание, или на молебствие, как было и в этот раз.

Немцы уже знали о гибели своего эшелона и были уверены, что обратно партизаны пойдут по этой единственной дороге. Отряд, приехавший с вербовщиками, устроил засаду около одного из хуторов и просидел там всю ночь с субботы на воскресенье. Наверно, глаз не смыкали гитлеровские вояки, автоматов не выпускали из рук и вздрагивали при каждом шорохе. А партизан все не было… Утро пришло, хутора проснулись, зазвенел колокол, крестьяне пошли к церкви. Фашисты успокоились: днем партизаны не придут — и отправились на отдых. Забрались в сарай, полный свежего сена, выставили одного часового и уснули.

А наши подрывники как раз в это время и появились. Не доходя до хутора, встретили мальчика-пастушонка.

— Эй, хлопчик, немцев на хуторе нет?

— Есть. Они все вас дожидались да не дождались, спать пошли…

— Куда? Покажи.

Мальчик пошел вперед и издали показал сарай, вокруг-которого шагал сонный немец с автоматом.

Дмитриев — лихой парень — змеей пополз к сараю. Кустиками, кустиками. Вдоль забора. И вот уж он бесшумно крадется вслед за вяло шагающим часовым. Немец заворачивает за угол. Тут его и настиг Дмитриев.

Потом он закрыл широкую дверь и запер ее. Гитлеровцы спят и не слышат. Партизан зажигает спичку. На солнышке не видно тонкого огненного язычка, а он перебегает на сено, на старую сухую древесину…

Подбегают еще двое, зажигают сарай с других сторон. Огонь бежит быстро, заползает внутрь и сразу охватывает сено.

Фашисты проснулись, толкаются в дверь: ее не откроешь, А стены сарая крепкие — в Полесье добротно строят.

Сарай сожгли. На колокольне, должно быть, увидели, ударили в набат. Сбежались крестьяне, но никто из них и пальцем не двинул, чтобы спасти фашистов.

Тридцать два гитлеровца сгорели в сарае. Вербовщики испугались. Позабыв о своих делах, они немедленно уехали в Ружаны.

Кто кому помог в этом случае: крестьяне — нам или мы — крестьянам? Мне кажется, и те, и другие.

Связались мы и с польским населением этих районов, с польскими подпольными организациями (в Барановичах, Пинске, Слониме, Кривошине, Бресте). Организации эти были довольно пестрые, но следует отметить, что, когда на совещании в районе Свентицы зачитали статьи советско-польского договора, представитель барановичской организации доктор Крушельницкий взволнованно сказал:

— Мы знаем, что нас предали все эти беки и смиглы, но мы знаем и то, что Советский Союз нам поможет. Только дружба с Советским государством и общая борьба против фашистов могут спасти нас. И я верю, что в этой борьбе возродится новая народная Польша.

И везде, где бы мы ни встречались с польскими трудящимися, мы слышали в их словах ту же уверенность, что Польша вернет себе самостоятельность при помощи советского народа.