Читаем По ту сторону фронта полностью

— Вот это я понимаю! Это — работа! А то ведь не успел повоевать — ранили, попал в плен. Сбежал, скитался по деревням. Начал партизанить — и гонялся за каким-нибудь полицаем или солтусом с трофейным парабеллумом. И все время меня преследовала мысль, что я не выполняю, то есть очень плохо выполняю, приказ Родины: мало бью врагов, мало приношу им вреда. А ведь я — командир, комсомолец, я присягу давал. И силы у меня есть. А вот приложить эти силы — ну, в полную меру — никак не могу… Теперь я с такой техникой наверстаю. Четыре поезда, и ведь это — только начало. Теперь мне не стыдно будет смотреть в глаза любому.

В партизанской песне, сложенной бойцами нашего отряда, так и пелось:

Всю ночь от мин услышишь перекличку,И под откосом трески[1] поездов.Пусть знают все: у нас вошло в привычкуСтавить мины, добивать врагов.

Составлена эта песня не совсем литературно и даже не гладко, но она характеризует настроения бойцов — желание послужить Родине и увлечение подрывной работой.

А вот стихотворение, написанное в те времена молодым партизаном Ободовским (привожу его полностью):

Мы — сыны боевого народа,Без свободы не можем мы жить,И ушли мы в леса, за болота,Чтобы Родине лучше служить.На далеких фронтах крепче сталиОборонная сила полков.На заводах Сибири, УралаНе устала рука у станков.И в землянках сидим мы недаром,Научились врага мы следить,Чтобы миной, гранатой, пожаромЧаще Гитлеру в зенки светить.За руины, грабеж и недолю,За замученных, крики детей,За угон молодежи в неволюНе щадим мы фашистских зверей.Партизанскою ночью немоюПо тропинкам крадется отряд.Небо вдруг запылало зарею —То немецкие склады горят.Там в кустах притаилась засада.А машины все ближе пылят.Взрыв гранат. По фашистскому гадуПартизанский строчит автомат.Все растут партизанские силы,Месть народа, как буря, грозна.Партизан не пугает могила:Нам за Родину смерть не страшна.

Все операции разбирались и обсуждались после выполнения, как в настоящей школе разбираются тактические задачи. Отмечались и ошибки, и удачные действия — на этом тоже учились. Между группами и между бойцами возникало соревнование. Заведены были личные счета, своего рода партизанская бухгалтерия. Патык, исполнявший у нас обязанности начальника штаба, отмечал в общей тетради участие каждого в той или иной операции. У меня в планшете, с которым я не расставался, хранилась такая же тетрадь. В Москву сообщали весь состав группы, участвовавшей в диверсии.

Большинство бойцов, составлявших отряд, пришли к нам вместе с Каплуном. Для меня они были новыми людьми, и я с каждым днем, с каждым новым делом все больше убеждался, что это ребята смелые, выносливые, упорные. Работали они самоотверженно и напряженно, не обращая внимания ни на усталость, ни на болезни. Анищенко, например, во время одной из операций свалился от жары и переутомления, не мог идти, кровь лилась у него из ушей и из носа, — бойцы принесли его в лагерь на плащ-палатке. У самого Каплуна ноги опухли и были растерты, но он только сменил сапоги на лапти (в лаптях ходить мягче и легче) и продолжал водить группы на задания.

Увидев Степана Павловича в лаптях, Тамуров не удержался, чтобы не съязвить:

— Товарищ капитан, до чего вы сейчас красивы — настоящий дореволюционный полищук.

— А что ты думал! — ответил Каплун и вдруг притопнул. — Эх, лапти мои, лапоточки мои!.. — И, несмотря на больные ноги, пошел вприсядку.

Патык тоже обратил внимание на лапти:

— А где же сапоги? Куда вы теперь положите пистолет или гранату?

Я заинтересовался этими странными словами.

— В чем дело? Какую, гранату?

— А вы не знаете?.. Да это целый анекдот получился…

И мне рассказали, как в Бучатине, перед самым выходом подпольного комитета в лес, два комитетчика — Гриша Патык и Борис Таймазов — пришли к «сапожнику Степану». Хозяйка была дома, и они для конспирации спросили:

— А нельзя ли у вас сапоги пошить?

— Пожалуйста, — ответил Каплун. — Да может быть, вам пригодятся сшитые? — И показал Патыку на пару сапог, приготовленных для какого-то начальства из сельуправы. — А вам тоже сапоги?.. Вот эти померяйте… — И подал Таймазову другую пару.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии