По ту сторону фронта

Отряд, сняв караулы, покинул лагерь. Со всех сторон продолжалась стрельба, и когда партизаны, уже спустились в лощину, слева и оправа от них, очень близко — метрах в трехстах, не больше — прошли, беспрерывно стреляя, два отряда фашистов. Непроницаемая стена зелени скрыла наших товарищей от врага.

Стрельба осталась позади, лес помельчал, поредел, перешел в кустарник, под ногами захлюпало болото, впереди сверкнула река. Мост через Эссу был занят гитлеровцами. Вступать с ними в бой не имело смысла. Долго пришлось искать переправу, да и переправляться было нелегко: берега у Эссы болотистые, и сама река довольно широкая. А в лесу все еще гремела стрельба. Очевидно, фашисты штурмовали пустой лагерь.

Нечего и говорить, что этот рассказ порадовал всех, кто пришел от Лукомльского озера. Значит, он жив, здоров — наш маленький друг, и все еще воюет, неплохо воюет!

Расспросы продолжались и на, другой день. Рассказчик уже устал отвечать. Некоторые бойцы обращались ко мне с просьбами, чтобы Черный пока не ходил на задания — пусть отдохнет как следует, и главное — пусть еще расскажет о Москве и о Большой земле. Но Черному и самому не сиделось на месте. Он быстро знакомился с людьми, входил в курс дела, намечал объекты, тянулся к работе.

…Здесь я хочу рассказать о дальнейшей судьбе мальчика в клетчатой кепке, хотя узнали мы ее значительно позднее. Он был одним из лучших разведчиков и связных в отряде Бутенко, а потом — у Заслонова. Часто случалось ему ходить и в Оршу, и в Борисов, и в Лепель. Ваня носил туда руководящие указания для подпольщиков или антифашистские листовки, а оттуда возвращался с важными сведениями, собранными подпольщиками. Когда на заборах и на стенах домов появлялись патриотические воззвания и очередные сводки Совинформбюро, фашисты уже знали, что в городе побывал представитель из леса. Каким-то образом они дознались, что представителю этому очень немного лет, и даже приметы его были указаны кем-то. Вышел приказ: проверять не только взрослых, но и подростков.

В октябре 1942 года кащинские полицаи около Пасынков остановили Ваню, возвращавшегося из Лукомли.

— Ты откуда, хлопец?

Мальчик побоялся сказать, что он из Григоровичей — не стали бы проверять — и ответил:

— Из Ковалевичей. Вот ходил в Черею к тетке.

— Больно уж далеко. А тетка у тебя не в лесу живет?

— Нет, в Черее.

— А батька у тебя не в партизанах?

— Моего батьки дома нема — его в армию взяли. Мы с мамой живем.

— А кто у вас головой на селе? — задали ему проверочный вопрос.

— Муха.

Председатель колхоза в Ковалевичах был действительно Муха — Ваня знал это.

— А партизаны там у вас бывают?

— Бывают.

— Много?

— По-разному.

— Ну, идем с нами.

— Да меня мама ждет.

— Ничего — ей не к спеху.

Привели маленького разведчика в Кащино. Доложили коменданту полиции.

— Подозрительный пацан. Похоже на то, что вы нам по бумажке читали.

Комендант пристально посмотрел на Ваню.

— Есть такая инструкция… А ну, позови Левона.

Пришел писарь.

— Где там у тебя про партизанского мальчишку?

Писарь принес.

Комендант, поглядывая на Ваню, читал:

— Рост — малый. Волосы — светлые. Глаза — голубые… Так… Особых примет не имеется. Ну, так ясно, что это ты… Говори!..

Начался допрос. Ваня молчал, когда его спрашивали о партизанах, и получил уже пару увесистых тумаков. Тут в кабинет вбежал дежурный.

— Господин комендант, немцы едут. Три машины!

— Надо встречать… Но ты еще разговоришься у меня, поросенок!

Комендант вышел и запер мальчика на ключ в кабинете.

Ваня огляделся. Надо бежать! Дверь не сломаешь. Да и незачем: там полны комнаты полицаев. Заглянул в окно. Сквозь мутные стекла двойных рам виден был пустой двор, сараи. Прямо против окна была лестница — должно быть, на чердак. Рамы прочно замазаны на зиму — их тоже не выломать. Вот разве форточка!..

Через минуту он с трудом протискивал свои неширокие плечи в форточку и радовался: хорошо, что маленький, большому бы ни за что не пролезть!

С обезьяньей ловкостью ухватился за лестницу и — на чердак. Никто его не видел — полицаям было не до него. Только форточка осталась открытой.

Когда комендант, проводив немецких гостей, увидел, что кабинет его пуст, вся полиция была поднята на ноги. Поскакали в погоню по всем дорогам и, конечно, ничего не нашли.

Ваня сидел на чердаке вечер и почти всю ночь, а под утро, когда полицаи угомонились, выбрался оттуда и — поцарапанный, в синяках, но живой и здоровый — вернулся в лагерь.

Приближалась Октябрьская годовщина. Ваня получил задание — отнести листовки в Краснолуки и в Чашники. Не доходя Краснолук встретился с карательным отрядом. Его задержали, обыскали, нашли листовки. Явная улика. Повели в Краснолуки, оттуда — в Холопиничи. Допрашивали, стараясь дознаться, кому он нес эти листовки. Ваня ничего не сказал, никого не выдал, несмотря на жесточайшие пытки, и был замучен в холопиничском гестапо.

В отряде беспокоились о мальчике, но еще ничего не знали: пропал — и все. Только в конце ноября пойман был партизанами один из холопиничских карателей. Он видел, как арестовали Ваню, конвоировал его, присутствовал при допросах и при расправе.