Идея зародилась у него еще ранней весной, когда недалеко от железнодорожной будки путеобходчика Рахматулин с группой партизан захватил троих немцев, ехавших по линии на автодрезине. Вполне исправную дрезину Рахматулин тогда же припрятал в лесу, надеясь, что она еще пригодится. И постепенно у него созрел план. Прежде всего с помощью путеобходчика, помогавшего партизанам, Рахматулин установил расстояние от моста до заранее намеченного пункта в лесу на линии железной дороги. От этого места до моста оказалось ровно две тысячи двести метров. Далее Рахматулин стал подсчитывать, какое расстояние проходит автодрезина за одну секунду и сколько потребуется времени, чтобы она прошла две тысячи двести метров. Это определялось не теоретически, а практически. Четыре раза Рахматулин и путеобходчик ставили дрезину на рельсы и, подвергаясь опасности наскочить на немецкий патруль, гоняли ее на нужное расстояние. В двух случаях время совпало до одной секунды, а в двух других получилось расхождение на полсекунды и секунду.
После этого Рахматулин посвятил в свою тайну Рузметова и попросил сконструировать взрыватель, который взорвался бы точно в назначенное время.
– И теперь вот он, этот взрыватель, – похвалился Рахматулин, показывая небольшую цинковую коробочку. – Это трофейный взрыватель с часовым механизмом. Поставлен на нужное время. Уложу я на дрезинку полтонны взрывчатки, отверну скобочку и пущу моторчик.
Предприятие, задуманное Рахматулиным, особенно остро захватило Веремчука, любителя необычайных, смелых операций.
По приезде в лагерь взрыватель был подвергнут тщательному исследованию. У Веремчука возникло опасение: а вдруг он «сработает» на две-три секунды позднее, чем следует? Этого времени достаточно для того, чтобы дрезина пробежала мост.
– А ты учел, что дрезина будет идти с полутонным грузом? – спросил он Рахматулина.
– А как же! – улыбнулся Рахматулин. – Мы гоняли дрезину с пятью мешками земли.
Тогда возник другой вопрос: а что, если навстречу попадется поезд? Но Рахматулин предусмотрел и это. Он решил пустить дрезину вслед за поездом, который пойдет к мосту. Это совершенно исключало возможность встречи с другим составом, так как линия была однопутная.
Вечером возвратились разведчики. Они доложили, что в связи с большим подъемом воды в реке на мосту ведутся какие-то работы.
– Хорошо видели? – спросил Веремчук.
– Отлично, – доложил разведчик. – У нас один бинокль шестикратный, другой – десятикратный. Все как на ладошке.
Но сомнения все еще одолевали Веремчука. Он старался внести полную ясность в намеченный план диверсии, искал в нем слабые места, хотел предусмотреть каждую деталь.
– Пустим дрезину утром, – сказал Рахматулин.
– Почему утром? – удивился Веремчук.
– Фашисты, товарищ лейтенант, не дураки, – засмеялся Рахматулин и принялся объяснять, в чем дело.
Со слов путеобходчика ему было известно, что в ночное время при подходе к мосту поезда дают условные световые и звуковые сигналы. При отсутствии их по составу немедленно откроют огонь.
– А с какими сигналами проходит дрезина, нам неизвестно, – добавил Рахматулин.
– Но пускать ее утром, при свете, это же сумасбродство! – воскликнул Веремчук. – Заметят издали открытую дрезину без людей, поставят несколько «башмаков» на рельсы, и дрезина слетит под откос.
– Мы посадим на дрезину двух человек в немецкой форме, – сказал Рахматулин.
«Рехнулся парень, – подумал Веремчук. – Определенно рехнулся». Он недоуменно смотрел в узкие глаза Рахматулина.
– Пойдем, товарищ лейтенант, – предложил Рахматулин, – познакомлю тебя с этими людьми.
Около своей землянки Рахматулин пропустил лейтенанта вперед. Сделав два шага, Веремчук вначале на секунду замер от неожиданности, а потом так расхохотался, что на глазах его показались слезы.
На нарах, свесив ноги и опустив руки, сидели в естественных позах два чучела в полной форме эсэсовцев. Чучела были сделаны так искусно, что на расстоянии двадцати-тридцати метров их можно было принять за живых людей.
– Убил!.. Наповал убил!.. – почти всхлипывал Веремчук, держась за живот. – Надо же придумать!.. Кто это соорудил?
Оказалось, что чучела соорудил партизанский парикмахер Суровецкий, который тридцать лет работал гримером в разных театрах.
Ночью разведчики повели Веремчука и Добрынина к наблюдательному пункту, с которого хорошо был виден мост. Оба вооружились трофейными цейсовскими биноклями.
На рассвете они достигли пункта, облюбованного разведчиками. Здесь росли кусты орешника, в которых можно было хорошо замаскироваться. До моста оставалось около километра, но сильные десятикратные бинокли позволяли наблюдать за всем, что делается на мосту.
Разведчики правильно говорили, что отсюда видно как на ладошке: и кусок железнодорожного полотна, и мост, и копошащихся на нем немцев. На мосту, видимо, меняли шпалы.
В начале шестого, когда солнце уже залило светом всю равнину, раздался пискливый свисток паровоза и из лесу вылетел поезд.
– Пассажирский, – сказал Добрынин.
Веремчук посмотрел на часы.
– Через семь минут Рахматулин пустит дрезину, – заметил он.