По ту сторону фронта

Рузметов смешался и покраснел. Он чувствовал себя очень неловко. Вместе с Охрименко он, добросовестно выполняя решение бюро окружкома, в течение трех недель занимался организацией новой бригады. Они знакомились с людьми, формировали взводы, отряды, штаб, водили молодых партизан на операции, советовались о том, кого лучше выдвинуть для руководства бригадой. Себя они, конечно, не имели в виду. И вдруг это внезапное предложение…

– У меня есть вопрос, – поднял руку Охрименко. – Это ваша личная инициатива, товарищ Пушкарев? На бюро, насколько мне известно…

– Это не мое предложение, – оборвал его Пушкарев. – Это предложение Центрального штаба партизанского движения. Есть радиограмма за подписью полковника Гурамишвили. А если вы хотите знать мое мнение, то оно не расходится с этим.

– Как слышимость? – толкнул в бок Рузметова сидящий рядом Веремчук.

– Неважная, – отшутился тот.

– А по-моему, важная, товарищ командир бригады.

Когда все вопросы были решены, Пушкарев объявил, что в ближайшие дни с Большой земли должен прилететь самолет, и все, кто хочет послать письма Зарубину, Кострову и Снежко, должны передать их ему, Пушкареву, так как самолет прилетит в расположение бригады Локоткова.

Пушкарев с коммунистами из бригады Локоткова уехал на запад, Добрынин с Веремчуком – на север, в расположение своей бригады, а Рузметов с Охрименко остались на месте.

На полпути Добрынина и Веремчука догнал, тоже верхом на коне, Рахматулин.

– Опять на «железку»? – неодобрительно спросил комиссар.

Рахматулин уже несколько раз выходил в одиночку на железную дорогу и проводил на ней какую-то никому не известную работу. Не раз Добрынин и Веремчук допытывались у него о причинах этих отлучек, но Рахматулин только отделывался шутками.

– Вы же знаете, что я машинист, – отвечал он, – вот и тянет к «железке».

Сейчас Рахматулин явно спешил.

– Это вы так всю дорогу будете ехать? – спросил он Добрынина и Веремчука.

– А что? – в свою очередь поинтересовался Веремчук.

– То, что в таком случае вы мне не попутчики. Я тороплюсь.

– Нет, брат, шалишь! – сказал Добрынин. – Довольно отмалчиваться. Выкладывай все начистоту. Пристраивайся, и без всяких разговоров…

– На таких условиях согласен.

– На каких?

– Чтобы без всяких разговоров.

– Нет, не выйдет, – сердито сказал Добрынин. – Выкладывай!

Рахматулин начал с вопроса:

– Вы, конечно, знаете мостик за шестьдесят вторым километром, за закруглением?

Кто из партизан бригады Зарубина не знал этого небольшого, однопролетного моста. Перекинут он был через быструю, небольшую, но своенравную речку. Гитлеровцы его особенно бдительно охраняли.

В радиусе полукилометра подступы к мосту были ограждены колючей проволокой в три ряда. Прилегающее к проволоке пространство было сплошь заминировано. Непосредственно у моста в глубоких гнездах стояли два зенитных орудия. Железнодорожное полотно в обе стороны от моста, очищенное от леса и кустарника, просматривалось более чем на два километра. Подходы к мосту по воде тоже были перекрыты. По обе стороны моста протянулись от берега к берегу металлические сети. Взвод солдат, охранявший мост, имел на вооружении один крупнокалиберный, три станковых и три ручных пулемета.

– Еще бы не знать этого моста, – сказал Веремчук. – Тебя можем с ним познакомить, Абдурахман Сабирович.

Рахматулин хитро ухмыльнулся.

– Кажется, я с ним на днях сам постараюсь поближе познакомиться. Надеюсь, что после этого знакомства поезда по нему недели две ходить не будут.

– Горяч ты, я вижу, парень!.. – недоверчиво протянул Добрынин.

– Потомок Чингисхана, – гордо ответил Рахматулин.

– Мы уже не раз пробовали получше познакомиться с этим мостом, – заметил Веремчук, – да ничего не получалось. Людей жаль. Ты учти, что на мосту овчарок держат. А они наш партизанский запах за пять верст чуют.

– Мне на это наплевать, – небрежно сказал Рахматулин. – Я мост подниму в воздух и ни одного человека не потеряю.

«Вот уж не люблю, когда зря бахвалятся, – подумал Веремчук и внимательно вгляделся в Рахматулина. – Уж не выпил ли он, грешным делом?»

– Ладно, не тяни. Если задумал что – рассказывай, – предложил комиссар, которому надоела эта словесная перепалка.

И Рахматулин рассказал.