Одно письмо было коллективное. Под ним стояли подписи Веремчука, Бойко, Толочко, Рахматулина, Климыча, Королева и многих других. Подписи занимали больше места, чем само письмо.
Товарищи поздравляли всех троих с выздоровлением, наказывали им отдыхать, ни о чем не тревожась, и заверяли, что все будет хорошо.
– Как же так получается? – рассмеялся Зарубин, прервав чтение. – Оказывается, можно великолепно обходиться без командира бригады?
– Не совсем так, разрешите вас поправить, товарищ майор, – заметил Снежко. – Это без вас обходятся, а без командира бригады не обойтись. Значит, кто-то тянет это дело.
Поправка была существенная, и возразить было нечего. Зарубин вздохнул и продолжал читать.
Партизаны сообщали об удачно проведенной операции, в результате которой было отбито более ста голов крупного рогатого скота. Гитлеровцы рискнули гнать скот напрямик через лес и потеряли все стадо. Рассказывали и о взрыве моста при помощи дрезины.
В конце сообщалось о тех, кто навсегда и кто временно ушел из боевых рядов партизан.
Письмо взволновало всех.
Другое послание – от Рузметова и Охрименко. Написано оно было явно в охрименковском стиле: «Пишут вам не абы кто, а командир и комиссар бригады. Командир еще туда-сюда, хоть какое ни на есть воинское звание имеет, а комиссар – сплошная гражданка. Чудеса, да и только!..»
Хорошее, теплое письмо написал доктор Семенов. Все трое прошли через его руки. Он спас жизни всем троим. «Теперь мы за вас не волнуемся. Поправляйтесь, – писал доктор, как всегда, во множественном числе, – целуем и обнимаем».
Четвертое письмо – Добрынина – было коротким, но своеобразным: «Надо совесть знать, ребята. Вы, наверное, решили, что борьба окончилась и можно – на боковую. Бросили одного старика, и тяни, мол, сивка. Так дело не пойдет». В письме передавались приветы от Пушкарева, Микулича, Беляка и других подпольщиков.
Перечитывали эти письма по нескольку раз в день, так что скоро знали их наизусть.
В квартире начальника госпиталя, подполковника медицинской службы Жильцова, было необычно людно и шумно. В одной из трех комнат на столе расстелена большая полевая карта. Окна без светомаскировки – открыты настежь. Табачный дым выходит из них клубами. Около карты – Гурамишвили, Жильцов, Зарубин, Наталья Михайловна, Снежко, Костров. Полковник показывает аэродром, откуда Зарубин и Костров завтра вечером вылетят к себе «домой» – в бригаду.
Во второй комнате скромно, по-фронтовому, накрыт стол.
– Езда займет шестнадцать часов, без учета всяких дорожных приключений, – сказал Гурамишвили, – а поэтому есть предложение выехать не позже чем через два-три часа. Нет возражений? – Он положил большую ладонь на карту и обвел взглядом присутствовавших. Все молчали. – Ну, если так, не будем терять времени – и за стол.
Наталья Михайловна старалась держаться бодро, но глаза выдавали ее внутреннее волнение. Это заметил Гурамишвили.
– Ничего, дорогая, – сердечно сказал он. – Самое тяжелое уже осталось позади. Надо потерпеть еще немножечко и все будет хорошо.
Наталья Михайловна благодарно посмотрела на полковника и кивнула головой.
Над шоссе густой пеленой висит пыль, идут бесконечные вереницы автомашин. Воздух дрожит от зноя и гула моторов.
Впереди в лучах заходящего солнца блестит река.
С трудом переехав по новому деревянному мосту на другой берег, машина сворачивает с шоссе на большак, потом на проселок и мчится к виднеющемуся вдали лесочку.
– Почти доехали, – говорит полковник и направляет машину прямо через поле.
Только подъехав совсем близко, друзья различили на опушке леса хорошо замаскированные в зелени самолеты.
В лесу разбросаны землянки, палатки и просто шалаши из ветвей. Здесь оживленно и шумно.
Но полковник снова вывел машину из леса и покатил под гору, к раскинувшейся в низине деревушке.
– Куда же мы? – поинтересовался Зарубин.
– На мою базу, – усмехнулся Гурамишвили. Въехали в маленькую, в одну улочку, деревушку и завернули в первый же двор.
– Вот и все. Прошу высаживаться. – И полковник заглушил мотор.
Вылезли из машины и принялись сбивать пыль с одежды. Полковник прошел в дом и через минуту вернулся.
– Вон колодец, – показал он, – раздевайтесь, мойтесь и садитесь за стол. Меня не ждите. Я схожу к командиру полка и узнаю, какие виды на ночь. Возможно, спать не удастся.
Не спать, так не спать. Зарубин и Костров к этому готовы: чем скорее лететь, тем лучше.
Раздевшись до пояса, они поливали друг друга прямо из ведра. Холодная колодезная вода сразу сняла усталость.
В маленькой избе с небольшими сенцами хозяйничал усатый пожилой солдат. На столе урчал самовар, стояло молоко в кринке, лежал на тарелке творог, мед в сотах.
– Прошу угощаться, товарищи, – приглашал солдат. – Приказано кормить вас. – Он разлил по большим эмалированным кружкам молоко и добавил в него немного чаю. – С дорожки перво-наперво чайком надо побаловаться.
Когда гости поели и задымили папиросами, возвратился полковник.