По ту сторону фронта

– Не старайтесь вспоминать, – разочаровал Костров хозяина, – думаю, что мы с вами не встречались. Я редкий гость в этих краях. Вы меня с кем-то путаете.

– Посмотрим… посмотрим, – не сдавался Скорняк. – А теперь я к вашим услугам. – И он принял удобную позу, приготовившись слушать и отвечать.

Костров встал с дивана, подошел к двери и прикрыл ее плотнее.

– Вы сейчас где работаете? – обратился он к хозяину, усаживаясь на прежнее место.

– В воинской части…

– А точнее?

– Точнее? – переспросил Скорняк. – В школе.

– Работа вас устраивает?

– Вполне. А что?

– Вот мы это и хотим знать. Значит, устраивает?

– А почему она меня может не устраивать?

– Ну, мало ли почему. Значит, вы сидите прочно?

– Да, как будто прочно. Полагаю, по крайней мере, что так. Начальство претензий ко мне не предъявляет.

Немного помолчали. Скорняк сорвал пальцами верхушку нагоревшего фитиля, сплюнул на пальцы и вытер их о кресло.

– Этот дом принадлежит лично вам?

– Да, мне, – ответил Скорняк и с удивлением посмотрел на Кострова, потом на Снежко. Он не мог понять, что требуется от него гостям. – Но я никак не пойму… – проговорил он.

– Чего вы не поймете? – спросил Костров.

– В связи с чем, так сказать…

– Не волнуйтесь… – успокоил его Костров. – Все поймете, все выяснится.

Скорняк замахал руками.

– Нет, нет… вы меня не поняли, я не то хотел сказать. Я не волнуюсь, но вы, когда вошли, кажется, изволили сказать, что имеете поручение…

– Поручение от господина Скалона. Вы это хотели сказать?

– Да-да…

– Совершенно правильно, – заметил Костров.

– Хорошо, что напомнили, – добавил Снежко.

– Так, так… очень приятно… Я слушаю.

– Семья у вас большая? – поинтересовался Снежко.

– Я девятый.

– Ого!..

– Что «ого»? – насторожился Скорняк. – Я несчастный человек: теща – женщина, жена – женщина, шесть дочерей – женщины. Это же черт знает что! В доме единственный мужчина – это я, если меня можно считать мужчиной.

Гости невольно улыбнулись. Костров спросил:

– Все живут с вами?

– А куда же им деваться, я вас спрошу?

– Вот этого мы не знаем, – резко сказал Костров. – Нас эта проблема не интересует. Нас в данный момент интересует другое: куда вы собираетесь, вы лично, деваться, когда ваши хозяева – гитлеровские мерзавцы – получат от нас по макушке?

Лицо Скорняка покрылось вдруг сетью морщинок и на мгновенье застыло. Глаза стали совсем маленькими и потеряли блеск.

– Вы поняли, что нас интересует? – переспросил Костров. Скорняк ничего не ответил. Он отрицательно замотал головой.

– Мы можем повторить вопрос, – наклоняясь вперед, проговорил Снежко. – Нас интересует, куда вы собираетесь эвакуироваться со своим женским монастырем, когда оккупанты станут перед выбором: или ложись в нашу землю, или прочь с нее. Ясно?

Теперь Скорняк закивал головой утвердительно.

– Вот и замечательно. Идя сюда, мы надеялись, что найдем общий язык, – заметил Костров.

Опять молчание.

– Вы что, язык проглотили? – со злой усмешкой бросил Снежко.

– Нет, нет… я не то что… как вам сказать, – сбивчиво залепетал Скорняк. – Мне жарко. – И он расстегнул ворот рубахи.

– Незаметно, – сказал Костров.

– Да нет, я не о том… – путаясь в словах, продолжал Скорняк. – Я хочу напомнить… вы опять не поняли меня… Мы никак не найдем общего языка… Вы же сказали, что имеете поручение…

– Хватит кривляться, – оборвал его Костров и расстегнул свою ватную фуфайку. За поясом у него торчал пистолет. – Мы партизаны. Держите себя, во избежание неприятностей, совершенно спокойно и давайте разговаривать без обиняков.

Если бы в эту минуту блеснула молния и ударил гром, это противоестественное для февраля явление природы, пожалуй, произвело бы на Скорняка меньшее впечатление, чем то, что он услышал.

Обхватив ладонями локти, он сжался в комок и смотрел на гостей, как кролик на удава. Его маленькие глаза почти не мигали. В комнате стало так тихо, что отчетливо слышалось частое свистящее дыхание Скорняка.

Костров напомнил Скорняку об участи майора Шеффера и заместителя бургомистра Чернявского, гестаповца Бергера и предателя Брынзы, немецкого пособника Дубняка и нового коменданта Менгеля, пояснив при этом, что партизанам прекрасно известно, кому принадлежало «рациональное» предложение о роспуске больных из психиатрической больницы.

– Только за это одно, – предупредил Снежко, – мы можем сейчас свести с вами счеты, и никто этому не помешает.

Скорняк слушал молча и лишь изредка вздрагивал всем телом, словно его кто-то толкал в бок.

Тогда Костров предъявил ультиматум. Скорняк должен устроить на работу в школу хорошо ему известного слесаря-водопроводчика Марковского. Устроить срочно, в самые ближайшие дни, и чем скорее, тем лучше. Как? Это его личное дело. Кроме того, он обязан в трехдневный срок собрать в школе все интересующие партизан данные, а именно: количество людей – немцев и русских, их размещение, вооружение, распорядок дня, расстановка постов, расположение канцелярии и места хранения служебных документов. И, конечно, он должен молчать как рыба.