Читаем По страницам "Войны и мира" полностью

Так оно и вышло: много позже, уже в 3-й части I тома, мы узнаем, что «Борис во время по-

хода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендатель-

ное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он

надеялся получить место в штабе главнокомандующего». (Курсив мой. — Н. Д.)

И получит! Он все получит, что захочет, он и князю Андрею сумеет полюбиться. Накануне

Аустерлица он приедет в штаб Кутузова и вот что там произойдет:

«Борис в эту минуту уже ясно понял... что в армии, кроме той субординации и дисциплины,

которая была написана в уставе... была другая, более существенная субординация, та, которая за-

ставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как

капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщи -

ком Друбецким. Больше чем когда-нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в

уставе, а по этой неписаной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он

был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала...» (Курсив мой — Н. Д.)

Вот каков был результат разговора Бориса с Пьером в отдаленной комнате громадного дома

графа Безухова. То, чего не могла добиться унижениями и настойчивостью Анна Михайловна Дру-

бецкая, было достигнуто ее сыном легко, без труда, без унижений — наоборот, он даже удовлетво-

рил свою гордость. Очень спокойный и очень благоразумный молодой человек, хорошо знающий, где

что сказать, — таким он пройдет через весь роман: таким подслушает разговор царя о переходе

Наполеона через Неман и первым узнает о начале войны, и сумеет извлечь из этого выгоду; таким

сунется под руку к Кутузову перед Бородиным — с уместным восхищением ополченцами, которые при-

готовились к смерти и потому надели белые рубахи; таким он будет в гостиной Жюли Карагиной:

преодолевая отвращение, он скажет ей все любовные слова, каких она захочет, потому что ее мил-

лионы, леса и поместья дороже слов; и в будуаре Элен он будет таким же —Элен, со своими связя-

ми, продвинет его карьеру, — и только один человек на белом свете вырвет его на время из благо-

разумия и спокойствия — это Наташа; но и Наташу он отодвинет в сторону — ее женить -

ся же на бесприданнице, ведь Ростовы к тому времени разорятся...

Что же, Борис — плохой человек? В том-то и дело, что ни разу он не совершит ничего непо-

рядочного в прямом смысле слова. И, тем не менее, здесь, в верхнем этаже старого дома графов Без -

уховых, сошлись сейчас два юноши, воплощающие два мира: честный и бесчестный.

Перед каждым из юношей — длинная жизнь, полная событий, и не раз их пути перекрестятся.

Путь Пьера будет полон ошибок, заблуждений и разочарований, но всегда Пьер будет искать истину,

добро и справедливость. Борису все это не нужно — он будет искать карьеры, положения, денег, и

все это он найдет.

11

Но ведь это он же был, он — тот, с кем тоненькая девочка с счастливым лицом пошла в диван-

ную! Только это он потеряет: простое, естественное счастье, способность любить и быть любимым;

останутся у него чины, поместья, ордена, а человека не будет.

6. ДВЕ ДЕВУШКИ

Старый граф Безухов умер. Князь Василий не успел уничтожить его завещание в пользу Пье-

ра и взять все наследство Безухова себе.

Пьер ничего не понял в истории с завещанием — он думал о другом. В этом состоянии непо-

нимания Толстой оставляет его и переносит нас в дом другого екатерининского вельможи, последнего,

оставшегося в живых, — генерал-аншефа князя Николая Андреевича Болконского.

О судьбе Пьера мы узнаем в этом доме — из письма, написанного Жюли Карагиной, той самой

гостьей-барышней, что приезжала к Ростовым в день именин. Жюли горюет, провожая на войну

своих братьев, и пишет об этом подруге — княжне Марье Болконской, а старый князь Николай Ан-

дреевич, вручая дочери письмо, предупреждает:

«— Еще два письма пропущу, а третье прочту. . боюсь, много вздору пишете. Третье прочту».

И письмо Жюли, и ответ княжны Марьи написаны по-французски, поэтому, не углубляясь в

перевод, мы как-то проскальзываем мимо, а жаль — так ясно видны в этих письмах обе девушки: ис-

кренне неискренняя Жюли, каждое слово которой как будто продиктовано Анной Павловной Шерер

и проверено княгиней Друбецкой, и чистая, умная, естественная в каждом слове княжна Марья.

«Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе,

что половина моего существования и моего счастия в вас, что... сердца наши соединены неразрывными

узами... я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со

времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология