В стороне стоял начальник поезда, а перед вагоном прогуливался милиционер. Он пошел вслед за пассажиром в сапогах и с охотничьим мешком за спиной. В конце перрона, у открытых решетчатых дверей, ведущих в город, стоял другой милиционер.
Первый милиционер догнал Клебановского, козырнул:
– Гражданин! Ваш документ.
От неожиданности Клебановский вздрогнул. Он с трудом вытащил свой паспорт. Тоненькая книжка промокла во время купания в озере, где ее хозяин спасался от воображаемой погони.
Осторожно, чтобы не повредить размокшую бумагу, милиционер пытался расцепить слипшиеся листки. Исправный службист выговаривал неаккуратному человеку:
– Эх, гражданин! И какое же у вас обращение с документом! Как же можно допускать? Надо сказать – уничтожили вы свой документ, менять ведь придется…
Проводница изнывала в нескольких шагах, удерживаясь от желания заглянуть через плечо милиционера и попросить его поторопиться. Наконец тот отделил первый листок.
– И где вы только были? Тонули, что ли? – Милиционер не мог удержаться от последнего упрека.
Заглянув на первую страницу, милиционер, как это обычно делают, спросил:
– Как фамилия?
– Клебановский…
– Так. Клебановский. Все правильно.
Милиционер спрятал паспорт в свой карман и опять козырнул:
– Прошу пройти в отделение!
Второй милиционер придвинулся вплотную.
– Почему, в чем дело? – возмутился Клебановский, скрывая страх. – Меня знают, я в этом городе имею постоянное жительство, работаю.
– Идемте в отделение, гражданин, – сказал второй милиционер. – Вам там объяснят.
Отделение милиции было рядом, в помещении вокзала.
Осмелевшая проводница и начальник поезда проникли вслед за приведшими Клебановского милиционерами. Они слышали, как дежурный лейтенант железнодорожной милиции приказал:
– Обыскать!. – И тут же по телефону доложил кому-то с нескрываемым удовлетворением: – Клебановский взят!
Куда его доставить?
Ударил второй звонок. Всплескивая руками от волнения и восторга, проводница помчалась к своему вагону, издалека делясь с напарницей:
– Арестовали! Арестовали! Кажется, тот! Страх-то какой! В одном вагоне с ним были!
Так закончились путешествия Клебановского. Еще с ночи бандита ждали в маленьком домике на окраине степного городка по адресу: Веселая улица, дом номер семь, ждали и на перроне вокзала. В другие места должны были быть разосланы его фотокарточки, которые уже готовились для размножения: организовывался розыск.
Алонов опередил Клебановского. Избранный диверсантом план в лучшем для него случае мог привести его лишь в собственный дом.
Тревога, объявленная по линии железной дороги, была снята…
Главный хирург городской больницы, осматривая
Алонова, лежащего на операционном столе, привычно внятно говорил через марлевую повязку:
– Спит. Всё в норме… Спит спокойно. Потеря крови и переутомление. Сколько он там гонялся за мерзавцами?.
Суток трое или четверо. Спрашивается: как он питался?
Никак. Как спал? Не спал. А волнения? Отмобилизовал все ресурсы. Смотрите, как высох… А фигура у него хороша!
Молодец! Отдохнет!.. Готовьте, но, чур, не будить!
Легчайшие прикосновения нежных рук освобождали голову Алонова от рубахи с запекшейся кровью, брили волосы, обмывали лицо. Открылась длинная рваная рана от лба через темя.
– Анестезия интрахеально!. – командовал хирург. –
Попробуем его не будить… Рауш! Вот так, отлично… –
сказал он, когда Алонов чуть вздрогнул от наложенной маски со смесью эфира и хлороформа, употребляемой для экстренной наркотизации. – Смотрите, – продолжал хирург, накладывая швы. – Два миллиметра ниже и… видно, смелого пуля боится…
После окончания операции почти все врачи и многие сестры столпились в операционной. Необычайный случай нарушил строгую дисциплину. Всем хотелось увидеть
Алонова.
Прислушиваясь к тихим, взволнованным восклицаниям женских голосов, хирург мыл руки. Глядя в зеркало, висящее над умывальником, он хитро подмигнул сам себе, улыбнулся и сказал:
– А все-таки у него кое-где на голове останутся плешинки. Придется ему сбоку проборчик делать и волосики подмазывать, а то девушки любить не будут. Да-а…
Хирургу ответил хор возмущенных женских голосов:
– Как вы можете так говорить! Вы совершенно ничего не понимаете в женщинах, ничего!..
* * *
Один из моих знакомых, доктор естественных наук, принимал участие в изучении нового вида саранчи. Я получил возможность увидеть и кубышки и зародыши. Я
видел и самую саранчу, которой дали выплодиться для наблюдения.
Экземпляры опасных чудовищ, сохраняемые в формалине, нашли свое место на столе вещественных доказательств в зале суда.
Мне дали прочесть следственное дело по обвинению диверсантов в преступлениях, предусмотренных статьями нашего Уголовного кодекса. В деле я нашел не только показания Алонова, – его имя упоминалось достаточно часто…
От железнодорожной станции до животноводческого совхоза имени Ленина я пошел пешком. Уж очень хороши здесь бывают дни конца марта: пришвинская весна света прекрасна не только у нас, в центральной России. Ничуть не менее обаятельна она и в западно-сибирских степях.