По следу. Возвращение Ибадуллы

Иван Грозный тем самым производил отбор приспешников по отрицательным признакам. «Последовательно и закономерно отсеиваются лучшие люди, и с течением времени кормило правления облепляется непригодными руками… Моральный распад правящего аппарата – Государева двора – был распадом правопорядка». Массовый террор по безошибочному инстинкту разил людей хоть в чем-то выдающихся.

Инерция зла тянулась еще несколько поколений, «ибо люди, испытавшие угнетение и выросшие в условиях бесправья, ничего другого не могут предложить друг другу, когда получают возможность выразить себя. Так, после смерти Ивана IV и его непосредственные преемники, и широкие массы, втянутые в смуту, действуют в стиле Грозного».

Валентин Иванов постоянно возвращался к истоку своих раздумий: к нравственному кредо человека, жил ли тот в шестом веке, либо живет в двадцатом. Диапазон гражданских интересов у него закономерно широк. Он ратует за создание национальных парков и еще в 1969 году предлагает принять особый закон – Конституцию

Прав Природы.

Мысль историка-романиста поднималась до проблем общегосударственных. Значение личности определяется им сопричастностью к жизни Родины и народа. А краеугольным Валентин Иванов считал сознательные усилия самовоспитания. Он писал: «…в будничной повседневности каждый из нас всегда безнаказанно своими действиями или бездействиями творит лицо жизни, ее цвет. Взаимная терпимость, человечность, доброжелательность определяют цвет нашей личной жизни… Между честью и бесчестьем выбор свободный: пусть никто не знает, но сам человек знает. От себя не убежишь. И выше себя не прыгнешь, ибо на любую высоту несешь себя и свое прошлое. Не преступления, не проступки – тени, мелкие ошибки, неловкости, мелочи, никем и никогда не наказуемые, никому неизвестные, составляют печальные строки, ранят совесть, оскорбляют честь… Трудно не только воевать, трудно делать самую простую работу на заводе, в поле, в канцелярии, коль нельзя положиться на товарища. А как на него положиться, когда у него нет чувства собственного достоинства, нет чести? Контроль, принуждение, премии бьют мимо него. Без чести нет жизни, бесчестный опасен и тягостен всем и себе самому».

Здесь самое время вернуться к первым произведениям Валентина Иванова. Не для подробного их разбора (это дело литературоведов), а чтобы выяснить позицию автора: что двигало им, когда он новичком брался за перо? Какая задача представлялась главнейшей?

Ответ можно найти в его письме к сибирскому ученому С. В.

Макарову: «Вторая моя книга закончена. Она проста, это приключения современного молодого человека, поставленного обстоятельствами в необходимость решать и действовать в одиночестве.

Мне самому кажется, что по внешности приключенческий роман решает психологию обыкновенного юноши лет двадцати двух. Его приключения мне представляются возможными, и они не для занимательного сюжета, но для выявления характера именно обыкновенного молодого человека, воспитанного советским обществом, не снабженного чертами исключительности, но в силу советского воспитания, способного на самоотречение и на подвиг. Удалось ли мне это? Трудно судить автору о таких вещах» (1951).

Всегда и во всем Валентин Иванов искал нравственную подоплеку поступка. Хотя, разумеется, одним этим роман «По следу» не исчерпывается.

Перечитать заново страницы его первых произведений интересно и поучительно. Несмотря на некоторую прямолинейность сюжетов (конечно, с сегодняшней точки зрения), оба романа не утеряли главные качества: они увлекательны, динамичны, исполнены благородства. Они дарят положительные эмоции! А это всегда у читателя в цене.

Роман «По следу» обозначен автором как произведение приключенческого жанра. Однако своеобычный подход проявляется уже с первых страниц. Описывалась таинственная погоня, перестрелка героя с неизвестным – полный набор детективной беллетристики! – а между тем читатель уже попал под обаяние картины знойной зауральской степи.

Уже первой пробой пера Валентин Иванов решительно отклоняет каноническую облегченность приключенческого повествования. Что-то другое влечет его в прозе, и он терпеливо нащупывает это другое, это свое.

«Человек всегда нуждается в каком-то точном и ясном слове для обозначения вещи или события и для определения своего отношения к ним», – напишет он в том же романе «По следу». Таков смысл его собственных поисков.

Точное слово Валентина Иванова определило еще одну особенность его первых романов. Их можно с полным правом назвать географическими. Жанр несколько позабытый современными литераторами, но ценимый и блестяще осуществленный такими талантами, как Жюль Верн, Фенимор Купер, Дефо, Стивенсон, Обручев, Арсеньев.

В самом деле, что заставляет нас прочитывать с жадностью целые страницы, посвященные богатству земных недр? Или погружаться в классификацию растений, когда герой пытливо всматривается в окружающий его незнакомый мир? Забывая на время приключенческую канву повествования, мы следим за движением разума.