По следам Таманцева

Что мог ответить ему Коловратов? Он и сам не понимал зигзагов судьбы. С началом войны попросился на фронт. Его направили сначала в штрафную роту, но на разборке, у кого были небольшие сроки, и кто не имел 58-й статьи, отравляли на фронт обычным порядком. И громила Коловратов понравился какому-то «покупателю» в морской форме. Так он оказался в Севастополе. Его ремесленное образование пригодилось, зачислили на тральщик помощником моториста.

– В Севастополе я оказался по мобилизации, – сказал Коловратов. – А после ранения отправили в госпиталь, в Сталинград. Тогда никто и не думал, что немцы начнут наступление на город.

– И вы оказались в рядах танкистов?

– Нет, с моими габаритами в танке не поместиться, я был в танковом десанте.

– А кто вас рекомендовал в «СМЕРШ»? – спросил следователь.

– Меня отобрали его представители, – ответил Коловратов.

– Странно все это, – заметил Попатенко, – с вашей биографией нельзя попасть в «СМЕРШ», а вы в него попали.

– На фронте биографиями не интересуются…

– Интересуются, еще как интересуются, – не согласился с Коловратовым следователь. – Вот я, например, выяснил, что в Сталинграде при странных обстоятельствах погиб командир вашей роты.

– Там все погибали при таких обстоятельствах, – сказал Коловратов.

– Да, – подался к нему Попатенко, – но перед этим им не угрожали подчиненные…

– Я ему не угрожал…

– То и подозрительно, вы действительно ему не угрожали, но за тем, кто угрожал, стояли вы… Старый зековский прием, сделать что-либо чужими руками. А теперь скажите, почему вы умолчали о судимости и пребывании в лагере во время беседы в Сталинграде с представителями «СМЕРШа»?

– Меня об этом не спрашивали, да и беседы никакой не было. Меня нашел Граббе и взял к себе в охрану.

– Есть еще более странные обстоятельства. Человек, который привез вас в Севастополь, погиб. Ваш командир роты в Сталинграде – погиб. Граббе, после того, как взял вас к себе, тоже погиб. Как вы можете это объяснить?

– Никак, – коротко и зло ответил Коловратов.

– Правильно, – почти дружелюбно согласился Попатенко. – Однако вам придется ответить еще на один вопрос. Куда вы исчезли на двадцать четыре часа перед последней операцией в прифронтовой полосе?

– …

– Но отвечать на этот вопрос вам придется уже в другом месте.

Попатенко встал, и тут, словно этого ждали невидимые соглядатаи, открылась дверь и вошли двое солдат с автоматами.

Попатенко поморщился:

– К чему этот театр. Мы с раненым выйдем во двор, пройдем к выходу, а вы уж потом с автоматами…

В госпитале был тихий час, и Коловратов с Попатенко подошли к машине с будкой никем не замеченными.

Пока один из конвойных бегал за его обмундированием, а затем относил халат, он сидел с Потапенко в будке. Потом следователь выпрыгнул наружу, а вместо него забрались солдаты с автоматами.

– Проваторов, – раздался голос Попатенко.

– Я, таш капитан, – отозвался один из конвойных.

– Будешь за старшего.

– Есть.

Коловратов присмотрелся к своим конвоирам. Бритва еще не касалась их лиц.

– Давно на службе? – спросил он.

– Разговор-рчики, – прорычал Проваторов.

«И то верно», – подумал задержанный.

Между тем Коловратовым, который тянул срок с тридцать девятого по сорок первый, и нынешним, впитавшим опыт спецопераций в тылу и вне тыла врага, была огромная дистанция. Когда машину начало качать, в голову пришла интересная мысль: «Если при очередном качке придать телу дополнительное ускорение и перелететь на противоположную лавку, где сидел второй конвоир. Чуть придержать его автомат и ударить ногой Проваторова, а затем задавить второго конвойного?» И это должно получиться, поскольку начало его движения ни у кого из конвоиров не вызовет подозрения.

«Я тебе покажу, разговор-рчики», – подумал он с некоторым злорадством, и стал ждать следующей кочки или впадины на дороге.

* * *

Кто-то стучался ко мне. Я глянул на часы – половина девятого. Петрович обещал появиться в девять.

– Да-да, – отозвался я, чтобы они не подумали, что номер пуст, – сейчас открою.

Конечно же, я уснул только под утро, и спал не более двух с половиной часов.

Я открыл дверь. Передо мной стоял свежий, выбритый и пахнущий одеколоном Петрович.