По следам Листригонов

Дама подняла искрящееся облако шляпки. Из-под тяжелых бархатных ресниц, на него пахнули болью и сладостью такие забытые, и в то же время такие родные, серо-голубые печальные глаза…

– Света…, – Алексей инстинктивно рванулся к бывшей своей суженой, бывшей супруге… И вдруг остановился, точно наткнулся на стеклянную стену. – Света, – ещё раз прошептал он… Света.

Перед глазами проплыл образ. Тот, в последний раз, десять лет назад, видимый им образ. Когда похудевшая, измученная, чужая женщина по имени Света, сказала ему: «…Ну, вот и все… Нет больше сил… Нет. Нет». И вот теперь, ожившая, еще более красивая, чем в свои двадцать пять, она сидела в шезлонге на палубе двенадцатиметровой яхты «Белый орел». И солнце искрилось в бокале шампанского…

– А теперь слабонервных мужчин и слабых женщин, если таковые есть, прошу покинуть зал! – громоподобно, голосом оракула, протрубил Жорж… Прошу внимания… Всех, кто стоит, прошу сесть… Всех, кто лежит, прошу не вставать… Всех, кто без юмора, кто с надрывом, а также потенциальных рыдальцев, прошу помолчать…

– Раз! – Жора хлопнул в ладоши. – Внутри яхты, у лестницы что-то стукнуло.

– Два! – в ладоши хлопнул и Юра-Атос.

– Три! – присоединился Тарас-Арамис.

Крышка носового люка медленно поднялась, И двенадцатилетнее чудо с голубыми глазами, под бархатистыми, лучистыми ресницами, в солнечном, в золотистых цветах воздушном платьице, медленно выплыло на палубу. И в полной тишине тихо-тихо молвило.

– Папа…, – девочка кинулась на руки к Лешке, а он упал на колени и, обнимая дочь, все пытался рассмотреть её родное личико, да так и не смог: от слез все было не резко, и только нежные поцелуи Ксюши и её ручонки все крепче и крепче прижимали его небритую, колючую щёку.

Было тихо. И только Балаклавский бриз шелестел в парусах у бушприта. Да вода слегка шипела о борт яхты.

– Давайте помолчим, друзья, – это тихо сказал капитан, – устраивайтесь поудобнее. И давайте помолчим.

Утро было тихое и прозрачное. Все удобно устроились. Женщины так и остались на носу. Стаксель был поставлен высоко, а значит, он им вовсе не мешал.

Ляксей оперся спиной о мачту. Ксюша села рядом и они тихо о чем-то говорили.

Мушкетёры развалились на палубе.

Два незнакомых человека, один лысоватый, а другой совсем ещё юноша, сидели скромно на корме и ни чем не привлекали к себе внимания.

А вокруг, все грандиознее и ярче, сочнее, цветистее и объемнее разворачивалась живая картина под названием «Балаклава. Инжир. Мыс Айя.»

Море, не смотря на редкую рябь, было столь прозрачно, что рыбешки порой сверкали на глубине, и их было отлично видно.

– Дельфины! – вдруг крикнула Ксюша, и все увидели: огромные, тёмно синебокие рыбины, блестя спинами, как по заказу, показались по правому борту.

– Юнга! – так же негромко сказал капитан. И мальчик, лет двенадцати, вынырнув из рубки и, точно белка, прошмыгнул на нос судна.

Треугольный стаксель с шуршанием упал на левый борт. И в следующий момент огромный алый парус, как по волшебству, взвился на самую макушку мачты. С легким хлопком он взял ещё слабоватый утренний бриз. И яхта вздрогнула и пошла быстрее.

– Мотор, – так же тихо сказал кэп. И мальчик мигом нажал какой-то рычаг, и двигатель, слегка постукивавший под палубой, вдруг затих.

Ясно и торжественно, под шелест парусов и лёгкое шипение воды, яхта пошла чуть мористее. Туда, где был попутный ветер.

Туда, где в далёком далеке, среди розоватых облаков на горизонте, плыл огромный белый лайнер. И хотелось так плыть и плыть. И чтобы путь этот никогда не кончался.

– Да, вот оно счастье! – Негромко, но очень значимо произнёс Жоржик.

Его огромные размеры так приятно контрастировали с его именем, что все невольно улыбнулись.

– И на кой я столько лет угробил на эту космическую тарантайку! Стоит сейчас консервной банкой и никому-то она не нужна…

– Ну, во-первых, не ты один… – Так же негромко отпарировал Юра. – А, во-вторых, ещё не вечер…

– Да так-то оно, конечно, так, да вот что-то этот «не вечер» уже слишком затянулся…

– А вы ждите… ждите, – подала вдруг с носа голос Татьяна, жена Жоржика, и уже твердым голосом с издёвкой добавила – ждите! И водку, водку не забывайте…

Тарас придвинулся ближе. Он молчал и улыбался. И время от времени поглядывал на Лёшу и на Ксюшу и на женщин. И, наконец, достал огромных размеров баул и, точно из волшебной самобранки, стал метать на стол… Что бы вы думали!?

Ну конечно! Прежде всего, увесистый бело-розоватый, в традиционной домашней обертке, смачный шмат сала. И тут пошли: колбаса салями киевская, копчёная курица по-полтавски, розовый ароматный, слабокопчёный новокаховский балык, солёные огурцы, горчица, несколько бутылок ледяного пива «Оболонь» и ещё, и ещё, и ещё…

Тарас загадочно улыбнулся и изрёк:

– А знаете шо щас буде?

– Ну, шо буде? – с видом напускной строгости подыграл Жоржик.

– Щас пидойде Лёшка и скаже «…А что, братья мушкетёры, не дёрнуть ли нам грамм по сто?»

Едва он закончил фразу, как нарисовался Ляксей. Ксюша не отставала от него ни на шаг.

– А что, братья мушкетёры…