По следам Адама

Когда мы наконец достигли каменного столба, установленного на вершине Глиттертинна, ветер превратился в настоящий ураган и буквально валил с ног. Пришлось снять лыжи. Кроме каменного столба, мы ничего вокруг не видели, а снег бил в лицо так сильно, что невозможно было открыть глаза, и дышать было трудно. Все вокруг покрывала ледяная корка такой прочности, что ни построить иглу, ни вырыть яму не представлялось возможным. Мы изо всех сил цеплялись за лыжи, чтобы их не унесло ветром, и у нас не было ни секунды, чтобы спокойно обдумать сложившееся положение. Мы выпрягли Казана из упряжки, по компасу определили ту сторону, откуда только что пришли, сели на сани и помчались вниз. Сперва нам удавалось тормозить сани и даже иногда останавливаться, чтобы Казан мог нас догнать, но затем мы не сладили со скоростью и больше не могли контролировать полет саней. Вот это была поездочка! Мы неслись все быстрее и быстрее и в конце концов перевернулись, но уже на ровной поверхности и в глубоком снегу. Мы понятия не имели, где именно находимся, и мысленно уже попрощались с бедным Казаном. Казалось, прошла вечность, и тут наконец собака вынырнула из-за снежной пелены, по брюхо увязая в сугробах и напрягая все силы в попытке догнать нас. Мы догадывались, что вокруг нас на многие километры тянется дикая равнина без признаков жилья, но видели только друг друга, сани да собаку. Весь мир исчез за белой плотной завесой, и невозможно было различить, где право, где лево, где верх, где низ.

В незнакомой местности, да еще когда не видно ни зги, компас и карта — плохие помощники, но мы примерно представляли, где находимся, и направились туда, где, по нашему разумению, лежала ближайшая долина. Ничего удивительного, что вскоре дорога пошла на подъем и с каждым шагом становилась все круче и круче. Мы уже не катились, а карабкались вверх. Все мысли были только о следующем шаге, а единственная надежда — на то, что нас не погребет под собой лавина. Бедному Казану досталась самая тяжелая задача — тащить сани, и когда мы взобрались на перевал, сил у собаки уже совсем не оставалось. На смену метели пришел густой туман, за которым по-прежнему ничего не удавалось разглядеть. Поэтому, когда вдалеке показался большой дом, мы оба приняли его за галлюцинацию. Но он оказался реальным — правда, не большим, а маленьким, зато всего в двух шагах от нас. Когда туман рассеялся, мы поняли, что добрались до приюта путников под названием Спитерстулен. Через много лет нам рассказали, что до нас никто не переходил через этот перевал на лыжах.

— С тех пор ты стал осторожным?

— Скажем так: более осторожным. Спустя какое-то время я отправился в другое путешествие на лыжах; на сей раз один, если не считать Казана. Но тут мною руководили особые соображения.

Дело было в середине тридцатых годов. В начале Пасхи в горах дали штормовое предупреждение. Я провожал своего двоюродного брата на поезд. Мы с ним прожили некоторое время в снежном доме в Троллхеймене и вместе с Казаном дошли до Снохетта. Оттуда кузен возвращался в Тронхейм, а я собирался пересечь плато у горного хребта Довр и добраться до Гудбрансдаля. Но на полпути меня застигла метель. Я укрылся от нее в горном домике и вовсю наслаждался огнем в камине, какао и печеньем. Снег бился в стены дома, а Казан терпеливо ждал под столом. Хороший пес должен знать, что о нем непременно позаботятся, и никогда ничего не выпрашивать. Вот и Казан отлично понимал, что я сам испытываю удовольствие, когда сытно и обильно кормлю свою любимую собаку. А сегодня его ждало нечто лучшее, чем привычная сушеная рыба. Когда мы оба насытились, шторм достиг невиданной силы. Ураганный ветер завывал и бился в окна, и на улицу можно было выйти, только не выпуская из рук привязанную к двери веревку.

И тут я решил принять вызов. На плато Довр нет ни обрывов, ни скал. Здесь не растут деревья, а все кусты, камни, озера и заборы лежали под толстым слоем снега. Все в доме пытались удержать меня, но безрезультатно. Я запряг Казана в сани, встал на лыжи и через несколько мгновений исчез за пеленой снега.

Каждый шаг давался с трудом. Чтобы противостоять порывам ветра, мне приходилось сильно нагибаться вперед. Даже Казан, с его волчьей силой, двигался еле-еле. В идеальных условиях, по ровной поверхности, для него не составляло труда тащить груженые сани, даже если я сам садился сверху. Сегодня же ему приходилось пробираться по глубоким рыхлым сугробам, а то, что сыпалось с неба, не шло ни в какое сравнение с теми зарядами снега, которые ветер поднимал с земли и швырял нам в глаза. Время от времени пес пропадал из вида, и тогда мне приходилось останавливаться и ждать его — часто с перевернутыми санями за спиной.

— Но в чем суть этого бессмысленного поединка с природой?

— Я все время твердил про себя: «Только так мальчик становится мужчиной! Только так мальчик становится мужчиной!»