По пути Синдбада

В тот же вечер я сошел с корабля на берег, где меня уже ждали. Собравшиеся представляли собой любопытное зрелище. Они выстроились в шеренгу по старшинству. Я начал, как генерал, обходить этот строй и, пожав каждому руку, выдавать заранее обговоренную мзду: от нескольких рупий нижним чинам до нескольких сот рупий начальству. Тем временем члены моего экипажа при свете луны, словно контрабандисты, переносили из открытого склада закупленные нами товары на судно. Последним в шеренге стоял сотрудник каликутской таможни, невесть как здесь оказавшийся. Не выразив удивления, я заплатил и ему, но этим дело не ограничилось. Он сообщил мне, что с тыльной стороны склада меня, сидя в такси, ждет заместитель начальника каликутской таможни, изъявивший желание со мной по-дружески попрощаться и получить в память о нашей встрече бутылку шотландского виски. «У этого чинуши губа не дура», — подумал я. На Малабарском берегу Индии шотландский виски стоил крайне дорого, если его вообще можно было достать. На арабских судах горячительные напитки не держат, но я на всякий случай припас несколько бутылок спиртного, был у меня и шотландский виски. Предчувствуя, что этот напиток понадобится, я захватил одну бутылку с собой. Подойдя к притаившемуся за складом такси, я вынул из портфеля бутылку, и она тотчас исчезла в открытом окне машины. Однако вместо обещанного дружеского прощания меня попросили заплатить за такси.

Морская змея

В час ночи во время отлива «Сохар» тронулся в путь. Если в Суре во время отплытия нам устроили эффектную прощальную церемонию, то здесь ее не было и в помине. Наше судно медленно двигалось к морю мимо призрачных очертаний пришвартованных к пристани кораблей, экипажи которых спали сном праведников. Должно быть, и «Сохар» походил на призрак или на судно былых времен, крадущееся в ночи с грузом контрабандного опиума, перевозившегося в Китай. Впрочем, совсем без провожатых не обошлось. Нас сопровождали нанятые мною две рыбацкие лодки, в каждой из которых один из лодочников держал на вытянутой руке штормовой фонарь. Лодки шли впереди «Сохара», одна слева, другая справа от нас, обозначая фарватер. Наконец наш корабль вышел из устья Бейпора и вновь закачался на волнах Аравийского моря. К корме «Сохара» подошли обе лодки, и я с планширя протянул рыбакам причитавшиеся им деньги. Вскоре лодки скрылись во мраке ночи, а «Сохар» продолжил свой путь.

Глава 8. Серендибское царство

В Каликуте оманцы обзавелись музыкальными инструментами — тарелками и двумя барабанами, — и теперь на баке по вечерам устраивались концерты: под грохот барабанов и звон тарелок пели и танцевали. В этом веселье участвовала и Ида: к ее удовольствию, ей поручили звенеть тарелками. Обстановка на судне, оставаясь рабочей, стала непринужденной. Матросы набрались опыта и теперь со сноровкой выполняли свои вахтенные обязанности. Новые паруса лучше ловили ветер, и «Сохар» шел быстрее. Приподнятой обстановке на корабле способствовала и хорошая еда, казавшаяся особенно вкусной после ужасной стряпни прежнего кока. Оманцы, оставив в Индии своих жен, по этому поводу нисколько не горевали. Наоборот, вспоминая о женах, они добродушно поддразнивали друг друга и, насколько я понял, с оптимизмом смотрели в будущее, предвещавшее новые амурные встречи на берегу.

Иде на судне нравилось. Этот интерес не угас даже после того, как она умудрилась свалиться в кормовой люк, упав с восьмифутовой высоты. К счастью, она отделалась синяками, которые вскоре обесцветил загар. Особое удовольствие Иде доставляло купание. Когда судно шло медленно, ее сажали в беседку [47], обвязывали страховочными ремнями и опускали беседку в воду с помощью троса, пропущенного через топ бизань-мачты, после чего один из матросов то поднимал беседку, то опускал, приводя Иду в восторг. В то же время другой матрос зорко следил, не покажется ли акула.

Ида интересовалась и работой наших ученых. Так, она могла часами сидеть на планшире вместе с Эндрю да еще указывать нашему морскому биологу, что именно выловить сачком из воды, а потом с интересом разглядывала пойманные диковины. По вечерам ей доставляло немалое удовольствие взбалтывать в ведрах слитый туда планктон, вызывая фосфоресценцию. Ида облюбовала на палубе в носу корабля небольшой закуток, где ей никто не мешал, и, принеся туда подушку и одеяло, по ночам спала там и только в дождь делила со мной каюту. Правда, в первую дождливую ночь, проведенную Идой вместе со мной в каюте, дождь и здесь помешал ей спать: закапало с рассохшегося на солнце палубного настила, служившего потолком. Положение спасла парусина, которую я прикрепил над койкой Иды.