По предварительному сговору

… Родился и вырос Андрей Петрович Головин на Дальнем Востоке. Отец, потомственный офицер, служил военным переводчиком в пограничных войсках. Поэтому, малолетний Андрюша, еще с детства помотался по заставам и гарнизонам. Уже в девять лет он самостоятельно бродил то тайге с ружьишком, специально подогнанным под него, гоняя глухарей и зайцев. В пятнадцать лет, по настоянию отца, подросшего Головина, поездом Владивосток-Москва, направили в столицу нашей Родины для поступления в Суворовское училище, так сказать, для продолжения семейной династии. Но, подросший Андрей, вылез с поезда, не доезжая Тюмени, и прибился к артели охотников-промысловиков. Целых два месяца он добывал пушнину, пока сотрудники милиции не отыскали его где-то на заимке, после объявления его во всесоюзный розыск, и доставили в Москву. В Суворовском училище, куда его все-таки приняли, он проучился всего полгода, плюнув на все, и перевелся в машиностроительный техникум. В восемнадцать лет Головина призвали в армию, где добросовестно отслужил три года в Военно-Морском Флоте на подводной лодке. Демобилизовавшись, уже Андрей Петрович Головин, трудясь на станкостроительном заводе, поступил в педагогический институт, на факультет истории с углубленным изучением иностранных языков. Уже к тому времени он свободно изъяснялся на японском и китайском языках (помогли языковые занятия отца). В последующем, без проблем, выучил немецкий, английский языки. К тому же Головин неплохо играл на фортепиано и семиструнной гитаре. Особой его «фишкой»100 являлось исполнение на рояли песни «Мурка» которую он озорно «лабал»101 только после многочисленных просьб друзей. Свой путь в милиции начал по направлению комсомольской ячейки завода, младшим оперуполномоченным, дослужившись до начальника криминальной милиции районного отделения. Еще в конце восьмидесятых Головина представляли к ордену «Красной Звезды», боевой награде, за задержание в ресторане «Москва» особо опасного преступника находящегося в розыске, где, по словам самого Головина, он очутился совершенно случайно, пригласив понравившуюся ему женщину. Орден Головину не вручили, сославшись на то, что он не являлся членом партии. Зато заимел почетную грамоту и шрам от ножевого ранения чуть ниже сердца, Головин заслужил особое уважение и почет среди оперативников уголовного розыска, а также в криминальных кругах, получив скромное прозвище «Дед». Слово Головина – это неоспариваемое ни кем решение. Он всегда отстаивал свое мнение, не боясь, перечить высшему руководству, выражая, иногда чересчур жестковато, мысли и планы, стоял горой и прикрывал подчиненных. Лишь одного боялся Головин. Это своей жены. Она полностью управляла им, и одной ей он не мог перечить. Кое-кто рассказывал, что слышали, как Головин оправдывался за то, что утром уходя на работу, не позавтракал. Хотя это возможно была не боязнь, а такое трепетное чувство обожания, любви и преданности. И именно Головин, в минувшем году, осенью, лично приехал забирать Кирилла из больницы в Моздоке, перед этим доведя до исступления начальника УВД, добившись в сопровождение дополнительно два экипажа батальона ДПС. Всю дорогу, до родного города, он провел рядом с ним в санитарной машине, большей степени молчал, задумчиво уставившись на него, каждый час, подавая ему воду, то пытаясь кормить из ложки. Только после того как он попытался подсунуть под него «утку», пришлось взбунтоваться, но согласится и позволить Головину провожать его до туалета, чтоб справить нужду. Уже дома, в госпитале, куда Кирилла сразу поместили по прибытию, Головин долго консультировался с заведующим хирургическим отделением, выпытывая у того какие лекарства необходимы для выздоровления и имеются ли они в наличии. Заверив того, что снабжение медикаментами осуществляется в полной мере, самочувствие больного тяжелое, но стабильное, пообещав в случае чего звонить ему без проволочек. Это немного успокоило Головина, но все же каждый день он названивал Кириллу, интересуясь его самочувствием, а еще раз в неделю неизменно посещал лично или, в крайнем случае, передавал через Ковалева объемные пакеты с фруктами и йогуртами. Кирилл сердился, Анатолий беспомощно разводил руками. Спорить или отказываться от передач, значит тратить время впустую…

Возвращаться в свое кресло Головин не стал, уселся рядом на стул, испытующе глядя в глаза Кирилла.

– Как рука? Не беспокоит?

Кирилл пожал плечами.

– Нормально, Петрович.

– Вот и ладненько. Вот и здорово. Вникай побыстрее, да разгребай дела. Я вашу группу усилил еще одним молодым сотрудником, присмотрись к нему. Натаскивай, учи, что сам знаешь и умеешь. А теперь… у меня к тебе дело.

Головин привстал, о чем-то задумался. Затем вновь уселся на стул. Было заметно, что слегка волнуется.