По эту сторону зла

К счастью, все обошлось и ей удалось выскользнуть из Фюстеррода незамеченной, совсем как в романтической сказке, — верхом на лихом вороном жеребце в сопровождении верного индейца-проводника. Правда, лихой вороной жеребец был всего лишь пожилой гнедой кобылой, а лихая наездница с трудом держалась в седле, но проводник был настоящим индейцем, верность которого обошлась наезднице в круглую сумму.

Трехдневное путешествие верхом на гнедой кобыле не далось Элизабет легко — она растерла до крови всю кожу своей седалищной части, так что, со стоном погрузившись в каюту ветхого парагвайского пароходика, она могла лежать только на животе. Что стало со спиной несчастной гнедой кобылы, она даже не могла себе представить. Кровавые язвы на Элизабет не заживали во время всего морского путешествия в Европу, но страдания от них не могли сравниться с ее страданиями от душевных ран. Перед мысленным взором все яснее вырисовывались очертания предстоящей жизни — она не находила там ни единой радостной точки.

Но, вернувшись в материнский дом, она поняла, что реальность даже хуже мрачной картины, нарисованной ее воображением. Главная беда была сокрушительной и очень простой — у них не было денег. Расходы на содержание безумного брата постепенно поглотили скромные сбережения матери, собственные доходы Элизабет иссякли с крушением колонии Германия Нова. Оставалась надежда на продажу замечательного дома в Фюрстерроде, но когда это будет?

Долгие ночи напролет она лежала без сна, пытаясь решить одну-единственную проблему — где достать деньги? Ни продать, ни заложить нечего. Их скромный домик в Наумбурге был заложен-перезаложен, а на роскошный дом в Фюрстерроде пока не нашлось покупателя. Оставалось одно — сочинения Фрицци.

Элизабет

— Мама, — позвала Элизабет, открывая заложенную ленточкой страницу амбарной книги, — можно тебя на минуточку?

— Не сейчас, — отмахнулась от дочери Франциска. — Мне срочно нужно сменить у Фрицци пеленку.

— Пеленка может подождать, а у меня дело неотложное.

Франциска и не подумала остановиться:

— Придется отложить твое неотложное. Ты ведь не хочешь, чтобы он загадил весь матрац?

Спорить с матерью было бесполезно и даже опасно — с тех пор как пришлось уволить помощника санитара Питера, на нее легла львиная доля забот об уходе за Фридрихом. А ведь ей уже было за семьдесят, и Элизабет часто замечала, как тяжело она дышит после очередного купания брата. Конечно, Элизабет бы следовало чаще принимать участие в мучительных ритуалах переворотов с боку на бок его неподвижного грузного тела, но на ней лежали другие, не менее важные заботы — деньги, деньги, деньги! У нее голова пухла от мыслей о деньгах, но ничего путного она пока не придумала.

Зазвенел колокольчик, Элизабет выглянула в окно и увидела спину проходящего по улице почтальона. Придется сбегать посмотреть, что он положил в почтовый ящик — раз позвонил, значит, что-то положил. Она сбросила тапочки, сунула ноги в стоящие у дверей стоптанные туфли и побежала к воротам. Моросил мелкий осенний дождик, так что Элизабет не стала разглядывать вынутые из ящика письма, а, спрятав их в рукав, поспешила обратно в дом.

Мать уже спустилась вниз и сидела на стуле у входа в кухню.

— Ну, я слушаю — что у тебя за неотложное дело?

Хотя конверты в рукаве противно щекотали руку Элизабет, она не стала вытаскивать их при матери — кто знает, кто и что ей написал. Последнее время довольно часто приходили сердитые письма от бывших колонистов с проклятиями и даже с угрозами, и матери не к чему было их читать. Отбросив мысль о письмах, она придвинула к себе книгу расходов:

— Мама, я хотела спросить о нескольких покупках. Что это за 20 метров ситца?

Мать даже не взглянула на запись.

— Это на подгузники для Фрицци. Дешевле нарезать самим, чем покупать готовые.

Элизабет прикусила губу — и спрашивать дальше не о чем. Ясно, что расходы сократить не удастся — мать и так была экономна до крайности. Но Франциска смолчать не хотела, не тот характер:

— И из-за этого несчастного ситца ты меня хотела задержать, когда я шла менять Фрицци пеленку?

— Дело не в ситце, — прошептала Элизабет сквозь слезы, — я надеялась, что можно сэкономить на расходах.

— Напрасно надеялась. Больше, чем я экономлю, тебе не удастся.

— Раз ты такая экономная, может, ты одолжишь мне немного денег?

— Я — тебе? Я считаю, что это ты должна одолжить мне! Ты ведь продала свой дом в Парагвае, правда? Ты пыталась от меня это скрыть, но мне быстро донесли!

— Кто донес? Ах, да! Конечно, этот негодяй Генрих, сын твоей подружки Моники! Но раз ты уже знаешь, я скажу тебе, что решила вложить эти деньги в одно выгодное дельце. Только мне не хватает несколько сотен марок.

— Какое еще выгодное дельце? Просто просадишь деньги и все! Ты свои коммерческие способности доказала в Парагвае.

— Ах, мама, если бы ты видела мой парагвайский дом, ты бы этого не сказала! Я все делала как надо, меня просто подвел Бернард.

— Этот жулик! А я тебя предупреждала, когда ты сломя голову выходила за него замуж. Я сразу увидела, какой он пророк!