Уолтер знал, что такое свиньи – их, как и многое другое, он видел по телевизору. Книги были статичны – всего лишь картинки, но телевидение двигалось. Если шутка Ари не рассмешила Уолтера, то это объяснялось отсутствием у последнего чувства юмора. Даже Джесс не могла вызвать у него улыбки, никто и никогда не слышал, чтобы Уолтер Дженкинс смеялся. Несмотря на то что он был предметом сотни и более конференций, Уолтер оставался загадкой для тех, кто его изучал, включая Джесс. Где пролегали пределы его возможностей? Был ли он способен чувствовать?
– Tabula rasa, – сказал Ари Мелос. – Чистая страница.
На мотоцикле Уолтер показал себя так хорошо, что, после некоторых переговоров с надзирателем Ханрааном и службой охраны Психушки, участок внутреннего шоссе был полностью очищен от движения, и Уолтеру разрешили в течение пятнадцати минут покататься на «Харлее» на предельной скорости двадцать миль в час. То, что этот опыт взволновал его, не подлежало сомнению, но в конце своего катания он не улыбался, и даже частота ударов его сердца не увеличилась. Катание на мотоцикле имело место всего лишь однажды, десять месяцев назад, и Уолтер никогда не выражал желания повторить этот опыт.
В одиннадцать Уолтер выключил свет в своей комнате. Свет у обитателей Института выключался централизованно в половине десятого, и один лишь Уолтер пользовался привилегией самостоятельно решать, когда ему пойти спать, вне зависимости от того, насколько поздний был час. Джесс уехала, и он был заперт у себя в комнате; она сделала это сама рано утром в субботу перед отъездом, собираясь лететь шестичасовым бостонским «челноком». При этом она лично проверила, чтобы Уолтер был обеспечен достаточным материалом для чтения. Большой телевизионный экран постоянно работал, звук был приглушен до бормотания. Комнату Уолтера подключили к сети кабельного телевидения; он любил программы по естествознанию, научно-популярную документалистику и всевозможные фильмы.
Отключив дверной замок и сигнализацию, он открыл дверь. Верхние лампы были выключены, коридор хорошо освещался лампами, утопленными в пол, и был в этот предночной час пуст и безмолвен. Отлично! Над дверью Уолтера горела зеленая лампочка, сообщая любопытным, что замок заперт и обитатель находится внутри. Его комната была единственной наверху, за исключением больничного сектора, в котором сейчас не находилось пациентов. Ночные дежурные в такое время, несомненно, пьют кофе или чай в своей кают-компании, отдыхая после первых ночных обходов и готовясь к следующему.
По-прежнему одетый в серую футболку и короткие шорты, Уолтер помчался по коридору к ярко-зеленому знаку «Выход» и набрал воскресный код, чтобы открыть дверь на пожарную лестницу. Не прошло и четырех секунд, как он был уже по ту сторону двери, сбежал по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, и оказался внизу. Ему не потребовалось снова открывать внутреннюю дверь: у него имелся верный код, чтобы открыть пожарную, ведущую наружу. Это был маленький кусочек информации, которым он не поделился с Джесс, – его сверхъестественная способность запоминать коды и номера.
Его Я-Уолтер уже давно не заявлял о своем присутствии, хотя Уолтер знал, что тот маячит где-то поблизости, как несокрушимая вершина скалы; но, когда менее двух месяцев назад он сошел со своей вершины, Уолтер заглянул в лицо Я-Уолтеру и признал в нем свою истинную сущность. Ничто не имело смысла прежде: ни память, ни способность, ни судьба, ни Джесс… Только Я-Уолтер и его многослойность придали всему смысл, и каждый божий день непрозрачная пелена между двумя слоями опадала, оставляя после себя ощущение цели. Он еще не знал, в чем состоит цель Я-Уолтера, знал только то, что Я-Уолтер и есть истинный Уолтер. И сегодня ночью, когда Джесс в отъезде и его комната заперта, он был свободен и всецело готов служить Я-Уолтеру.