Плотина

— У Богачева не очень-то… Его побаиваются.

— Что это за люди, которые здесь живут? — прислушалась и заинтересовалась неуемная Мариша.

— Люди что надо, — отвечал моторист. И решил немного поинтриговать женщину: — Ветеран войны вам не может быть интересен, а вот егерь Богачев — это фигура! В прошлом — десантник, нынче — отшельник. Бородат и красив, как бог, но живет одиноко… Вы, конечно, читали «Отца Сергия» — так вот наш еще поинтересней будет…

— А не слишком ли вы спокойно наблюдаете и рассуждаете? Его спасать надо, а вы…

— Кого спасать? Егеря? — продолжал дурачиться моторист.

— Прежде всего — вас! От равнодушия! На ваших глазах гибнет прекрасное живое существо…

— Что вы предлагаете? Как дедушке Мазаю, подплыть к нему на катере?

— Я не знаю, это вы должны знать.

— Я знаю, что должен доставить вас всех обратно в целости и сохранности. На неразбитом катере, само собой.

— С вами поговоришь… — кажется, впервые за все свое здешнее пребывание полностью отступила Мариша.

Марал уплыл тем временем за мысок, собак не стало видно, и на этом берегу все вновь вернулись к наскальным рисункам, к картинам древней охоты, обреченным на гибель под водой. Их тоже надо бы спасти, но вставал тот же самый вопрос: как? Берег Реки не увезешь с собой…

— А нет ли где-нибудь еще таких рисунков? — спросил с надеждой в голосе археолог.

Моторист вспомнил: есть! За порогами.

— Тогда пошли за пороги! Я только сфотографирую все это…

Пошли за пороги. И там их ожидала всеобщая радость: древний мастер выбрал для своих изображений отдельные огромные камни, сложенные природой на берегу, как чемоданы, — один на другой. Такие камни, хотя и с немалыми трудами, можно все же увезти отсюда.

— Она как будто предвидела эвакуацию и подготовила чемоданы, — сказала Мариша о Реке или о Природе.

Археолог же начал лазать по камням с ловкостью горского подростка в поисках новых рисунков. И все просил моториста не забыть это место, этот редкостный заповедник…

Возвращались в молчании, как с похорон. Катер бежал по быстрине со скоростью хорошего автомобиля, а когда обозначились впереди белыми бурунами пороги, он понесся еще быстрее, и тревожная Мариша начала нагонять жуть на себя и на окружающих:

— Мужчины, неужели вам не страшно? Вам не кажется, что Река теряет терпение и закипает от злости? Злится на этих вот галантных варваров, — кивнула Мариша на Мих-Миха, — а поглотит за компанию и нас, своих защитников… В самом деле, мужчины: я только подумала вот так — и меня холодный ужас пробрал.

— Мне тоже страшно становится, — проговорил Тихомолов. — Лучше бы я сюда не приезжал.

— О как я вас понимаю, Иван Глебович! — уже совершенно серьезно отозвалась Мариша на слова руководителя.

— Приехать, чтобы убедиться в своем бессилии, — это действительно страшновато.

— Но ведь можно еще что-то предпринять!

— Единственное: думать над тем, как сохранить жизнь Реки в новых для нее условиях. Сохранить или восстановить. Большего нам уже не дано. А в дальнейшем — это уже другое деле! — в дальнейшем надо добиться, чтобы ни одна стройка на реках не проектировалась без нашего участия. Только тогда, когда проект закладывается, можно что-то предусмотреть и спасти. С нами согласовывают теперь готовые проекты, а надо, чтобы уже в состав проектной группы, на равных правах, включали инженера-эколога. Чтобы он бился там за природу насмерть, а главное — предлагал свои технические решения. Мы должны противостоять покушениям на среду в самой начальной стадии человеческого вмешательства и в конце концов освободить прогресс или НТР от варварства.

— Это вы прекрасно сказали, Иван Глебович! — похвалила Мариша. — Когда будете в Москве докладывать, начните именно так: освободить прогресс от варварства… Только вот насчет технических решений, — усомнилась она. — Мы ведь ничего не смыслим в гидротехнике, в проектировании.

— Нельзя сказать, что ничего, — возразил Иван, — но, конечно, мало. Поэтому надо ставить вопрос о подготовке инженеров-экологов, а всем проектировщикам давать экологическую подготовку. Тогда будет реальным путь, что предлагает Жак-Ив Кусто: иметь выбор и выбирать такие технические решения, которые совместимы с сохранением окружающей среды и всей экологической системы…

Пожалуй, внимательнее всех других прислушивался к этому разговору Михаил Михайлович. Ему все было интересно, он понимал заботы ученых, но всякий раз, как задевались его чувства старого гидростроителя, когда его причисляли к варварам, он готов был забыть о правилах гостеприимства и вступить в бой с этими близорукими людьми, которые не понимают, что без энергетики вся их наука, все разговоры, все хлопоты равносильны пшику. В конце концов он выбрал момент и сказал:

— Нам здесь приходится многое слышать, на многие отвечать вопросы, но пока что не доводилось быть в роли обвиняемых.

— Мы вас не обвиняем, Михаил Михайлович, — сразу же отклонил его обиду Тихомолов. — Вы делаете свое дело, мы — свое. А надо, чтобы мы эту общую работу делали вместе. Нам надо быть ближе друг к другу — вот в чем задача.