Плотина

Тут мысли Николая Васильевича снова вернулись к только что отшумевшим здешним речам на свои родные темы, и он решил немного пройтись да подумать. На улице еще и такую перед собою цель поставил: выйти к Реке, посмотреть, не ловит ли кто с берега рыбу, и спросить, как клюет. В природе все по-вечернему притихло, и клев может быть хороший. Так что приятно и полезно будет посидеть на бережку. Посидеть и подумать, глядя на поплавок, о своих делах и заботах. Их теперь наверняка прибавится.

Занятная это штука — работа. Казалось бы, все ты о ней знаешь — и что делать, и как делать, но вдруг возникает некий новый поворот, и ты опять стоишь, как в начале пути. Все приходится продумывать и что-то придумывать заново. Самое легкое на свете дело — это сказать: «Сделаем!»

Вдруг пришло в голову, что все эти сжатые, предложенные сегодня сроки можно было заложить в свое время в проект — и не потребовались бы теперь никакие дополнительные обязательства. Хотя и невозможно все предусмотреть заранее, а ведь надо. Сегодня особенно надо, чтобы потом не вздыхать и не ахать. Ученых много, а науки мало…

Пожурив кого-то безымянного, он опять вернулся к своим личным заботам, с которыми столкнется уже завтра. И так, за раздумьями, незаметно прошел весь густой, не тронутый строителями березовый лесок и вышел к Реке. Она теперь, после бурного и мутного весеннего возбуждения, постепенно успокаивалась и светлела лицом. Особенно привольным было ее течение в этой широкой излучине, где стремнина отодвинута, отжата к противоположной береговой скале. Сама природа отгородила здесь уютный тихий уголок, как бы изначально приуготовленный для отдыха человека. И люди оценили этот подарок природы: домов на берегу не строили, березнячок сохраняли для будущего городского парка… Это, к счастью, сумели предусмотреть.

Для молодежи здесь и сегодня — парк. В поселке гуляют все больше семьями, с колясками, а тут — царство парочек, в котором они чувствуют себя вполне свободно и непринужденно. Вон как притиснулись эти двое друг к дружке — и обнимаются, и целуются без всякого стеснения. У парня на запястье какая-то металлическая цепочка, у девчонки над вызывающе молодой грудью — большое красное сердце на голубой кофтенке.

Увидав пожилого человека, все же застеснялись, в лесок свернули.

У них свое, у ветерана — свое. У него такие заботы и забавы далеко позади остались. Ему их не так уж много и выпало, если начать вспоминать. Все съела война, надолго оставив в душе непроходящую, словно бы законсервированную, беспредметную любовную тоску.

Впереди, на одном из двух черных камней, торчавших из воды у самого берега и прозванных Братьями, стояла с удочкой женщина. Хотя в Сибири женщина с удочкой — не диво, Николай Васильевич чему-то про себя удивился и замедлил шаг. Это была Женя Лукова.

Женя тоже увидела его, как-то ненароком оглянувшись. От этого движения она слегка покачнулась на своем камне, потеряв ненадолго равновесие, забалансировала руками, подергивая попутно удочку, и надо же было такому случиться, что как раз в этот момент поплавок вздыбился и спрятался в воду. Женя еще не установилась окончательно на камне, а надо было подсекать.

— Поосторожней… — попросил Николай Васильевич.

— Ничего, мы в тельняшке! — Женя подсекла и выдернула небольшого хариуса, стала ловить рукой, снова качаясь над водою, леску. Она была и в самом деле в поперечно-полосатой трикотажной безрукавке, напоминающей тельняшку, и в подвернутых до колен брюках — матрос на палубе, да и только!

— Хоть ловится ли? — спросил Николай Васильевич — в том смысле, что оправдан ли весь этот риск и матросская удаль.

— Уже четвертый, — ответила Женя, заталкивая хариуса в полиэтиленовый мешочек.

— Да, для кошки уже хватит.

— Может, вы забросите, Николай Васильевич? — вдруг пришло в голову Жене.

— Мне-то… не с руки сейчас.

Он посмотрел на свою одежду и праздничные, редко обуваемые полуботинки.

— Вы прямо с собрания? — догадалась Женя.

— Оттуда.

— Что хорошенького вы там для нас придумали?

— И для вас, и для нас, и даже для наших смежников, — отвечал Николай Васильевич. — В общем-то неплохо придумали, даже — хорошо.

— Ну, если хорошо, так и ладно!

Николай Васильевич стал смотреть на Женю и на поплавок. Сам он не любил, если кто-нибудь во время рыбалки останавливался у него за спиной и стоял над душой, но теперь даже не вспомнил об этом. Стоял и с напряжением ждал — не клюнет ли? Им овладело состояние, близкое к тому, когда сам ловишь. Время тогда становится немеренным, все окружающее — застывшим вместе с тобой в ожидании и созерцании. Смотрел он вроде бы на поплавок, но видел, все время видел и Женю и в дальнейшем уже только ее одну. Если бы кто-то понаблюдал со стороны — забавная представилась бы картинка: над бурной водой, на камне, стоит с удочкой молодая стройная женщина в закатанных брюках, а на берегу — одетый, как на парад, даже с орденскими планками, заслуженный ветеран, который не сводит с женщины глаз. Чего он ждет, что высматривает?