Плотина

Вернемся, однако, к создавшейся ситуации, — продолжал высокий гость. — Стройка затянулась, страдает от затяжной аритмии, условия природные и геологические — сложные, рабочей силы не хватает. Какое же может быть решение? Еще несколько дней назад мы его не знали. То есть их было несколько, а это означает — ни одного. Теперь оно высказано: мощный рывок вперед — и решительно во всем! В темпах. В уровне организации работ. В выработке новой, наступательной психологии, что потребует и нового уровня работы партийной организации, всех коммунистов Сиреневого лога. Во всем сказанном выше я вижу теперь единственное и чисто большевистское решение. Я здесь вспомнил кое-что из прошлой нашей жизни и практики, когда в самые трудные дни принималось безумное, на сторонний взгляд, решение — и выполнялось! Штурм? В иных случаях возможен и штурм. Но не штурмовщина. Штурм как вид организованного, распланированного до деталей, до мелочей, рассчитанного по времени наступления. Такого, какое применялось при взятии крепостей и городов…

Тут в зале в первый раз прошелестели отнюдь не бурные, но все же аплодисменты, и возбудил их не кто иной, как Николай Васильевич Густов, неравнодушный к военной наступательной терминологии. До сих пор он слушал рассуждения о досрочности без особого доверия. «Хорошо бы выйти просто на существующий плановый уровень и ритм», — думал он. Однако теперь, после всех речей, после вот этих слов замминистра, он поверил, оживился и первым хлопнул в ладоши. Его поддержали сидевшие рядом Мих-Мих и молодой коммунист Юра Густов, впервые приглашенный на партийный актив. Юра уже что-то прикидывал в уме по своим блокам, выстраивая из них самую экономичную и удобную для перевода бригад очередность и оптимистично, доверчиво думая в этот час о полной гармонии в отношениях с бетонным заводом, с механизаторами, с цехом опалубки. Ведь не кто-нибудь — замминистра говорит о новом этапе в жизни стройки!

После некоторой патетики, вполне извинительной для такого случая, замминистра рассказал о конкретных мерах, предпринятых ради ускорения строительства министерством и Госпланом, и закончил уже под аплодисменты. И хотя в них, в этих аплодисментах, могло быть выказано, помимо одобрения, обычное уважение к высокому гостю, все же чувствовалось, что тональность собрания заметно меняется.

Дальше активу предстояло выслушать «гипа». Этого человека на стройке хорошо знали и по-своему чтили, поскольку ежедневно так или иначе соприкасались с его творением — проектом гигантской, красивой и действительно уникальной ГЭС. Старые кадровые гидротехники, работавшие уже не на первой стройке, знали и то, что на целую жизнь проектировщика такого ранга приходится два-три, от силы — четыре крупных гидротехнических узла и что эти люди во всем, что касается проекта и технологии, особенно дотошны и требовательны. Они слишком много времени и сил отдают работе над своими немногими проектами. Олегу Всеволодовичу, например, было уже за сорок, а за плечами у него всего лишь два самостоятельных крупных проекта, включая здешнюю ГЭС. Под третий его проект существовало только решение начать геологические исследования. Короче говоря, лет пять-шесть «гипу» придется поездить еще в Сиреневый лог — до сдачи стройки госкомиссии, примерно столько же может потребоваться на новый, третий, проект. Надо будет и его успеть сделать… И вот «гип» живет стройкой Сиреневого лога, болеет за каждый поворот событий на ней, за каждую вновь сложившуюся техническую ситуацию, а снится ему уже та, завтрашняя, третья его ГЭС. Только первые снимки, только берега реки да стойбище геологов на фотографиях видел пока что Олег Всеволодович, но в голове уже сами собой прокручивались варианты будущей плотины и ГЭС, рисовался общий вид гидроузла. Допускалась при этом и некая доля фантастики, но в общем-то там должны были в полную мощь проявиться весь практический опыт, в том числе и опыт Сиреневого лога, вся проектантская изощренность, все представления о рациональной эстетике подобных сооружений. Он не боялся ставить эти вроде бы несовместимые слова — рациональная эстетика— рядом и в неразрывности. Только вчера он толковал об этом своим собратьям (и в большинстве — землякам своим) из отдела рабочего проектирования. Далее как-то заново понравился всем, особенно женщинам (Надя, например, вернувшись домой поздно вечером, сказала Юре: «Вот мужчина, в которого можно влюбиться!»). А рассказывал он, вернее, начал свой рассказ — с поездки во Францию. Там на него особое впечатление произвел мост дю Гар — творение древних римлян, колонизировавших в свое время французский Прованс. И еще ему запомнился разговор с каким-то художником.