Плотина

Мост дю Гар — это одновременно и мост, и водовод через реку Гар. Трехъярусное арочное сооружение из светлого тесаного камня. Нижний ярус, тяжелый и прочный, с мощными быками, — это собственно сам мост через реку, по которому до сих пор ходят и ездят, в том числе на автомобилях. Над ним — ряд более высоких и стройных арок, которые поддерживают второй, легкий мост. Третий, верхний арочный ряд подпирает собою, несет на себе сплошной каменный желоб — по нему-то и шла самотеком вода в город Ним из далекого озера. Поверху желоб перекрыт каменными плитами. Раньше по этим плитам тоже ходили, теперь же всюду висели предупредительные запрещающие таблички. Но Олег Всеволодович и художник отважились нарушить запрет и прошли по древним священным плитам от одного берега до другого. Шли и переговаривались, делясь ощущениями. «Смотри, — говорил художник, — какое широкое и объемное здесь небо. Оно всюду — сверху, справа, слева и внизу, в голубой воде реки. Мы раздвигаем небо грудью, трогаем его руками, дышим им, голубым и чистым!»— «Осознай, — отвечал проектировщик, — что ты прикасаешься к прошлому, возраст которого почти две тысячи лет. Сколько миновало веков и событий, сколько всего сменилось и переменилось, а этот мост стоит, и теперь он уже практически бессмертен, потому что мы можем оставить своим потомкам его фотографии, рисунки, голографические снимки». — «Бессмертно все прекрасное», — говорил художник. «Здешняя красота прежде всего рациональна — и потому она красота, — утверждал гидротехник. — Наши представления о прекрасном нередко складываются под воздействием очень практичных конструкций и сооружений, воплотивших в себе строгие и сухие инженерные расчеты. Эйфелева башня, например. В ней одна инженерия. А современные лайнеры?»— «Жалкий технократ!» — восклицал художник, оборачиваясь и чуть пошатнувшись даже, рискуя свалиться с пятидесятиметровой высоты акведука вниз, в необычайно красивую сверху реку («Такая смерть была бы прекрасной!» — скажет он потом, уже на земле). «Жалкий технократ! — повторил художник, обретая устойчивость на своей плите. — Ты смотрел когда-нибудь на цветок, любовался его формой и расцветкой?» — «Сама природа, — методично возражал гидротехник, — наш первый учитель и признанный эталон красоты — рациональна во всех своих формах и построениях. Цветок устроен таким образом именно для того, чтобы выполнять свое функциональное назначение». — «Вот, вот кто погубит нашу земную красоту! — снова обернулся назад художник, неистово и опасно жестикулируя. — Технократы, алгеброиды, стальные мозги!» Дальше они шли по мосту молчаливые и сосредоточенно-злые. Раздвигали собою небо, дышали небом, шли по небу — и были по-земному злы. Не боги и не дьяволы — люди… Внизу они вроде как помирились, потому что обоим было грустно расставаться с той рукотворной красотой, к которой они здесь приобщились. Уходя, оглядывались. И тут художник еще раз не сдержался: «Ты все-таки посмотри хотя бы на верхний ряд этих изящных, я бы сказал, музыкальных арок. Она же в самом деле звучит музыкой, эта аркада, — послушай!» — «Да, она прекрасна, — согласился технократ. — Древние удивительно чувствовали соразмерность частей», — «Да красоту, красоту они чувствовали, чудовище ты железобетонное!» — опять взъярился художник. «Каждая арка здесь, — спокойно возражал технократ, — есть не что иное, как несущая конструкция, рассчитанная на свою долю нагрузки. Она так рассчитана и так выполнена и вот стоит две тысячи лет. Только потому и стоит, что хорошо рассчитана и тщательно сработана…»

Когда Олег Всеволодович подошел к трибуне, устроил на ней свои руки и заговорил о научно-техническом содружестве, предложенном ленинградцами, трудно было поверить, что он мог вести эмоциональные споры о прекрасном. Он говорил ровным и довольно скучным голосом. Сказал, что проектировщики подготовили новые расчеты и схемы производства работ по новому, ускоренному циклу и что все они вполне реальны. Передал, что Ленинградский Металлический завод еще в нынешнем году изготовит и будущим летом отправит по Северному морскому пути свою первую турбину для здешней ГЭС, а «Электросила» тоже на год раньше отправит генератор… Только в конце своего выступления «гип» позволил себе некоторую эмоциональность. «Образно говоря, — улыбнулся он, — нам предстоит передвинуть, приблизить к себе на один год будущее, чтобы отдать этот год уже другой, тоже ожидающей нас работе». Скорей всего он подумал тогда о своем третьем проекте, ожидающем его в некотором отдалении. Ожидающем и манящем…

Последним выступил секретарь парткома стройки, человек относительно новый здесь, но дело свое он, по всей вероятности, знал неплохо, поскольку начал работу с того, что прошел по всем объектам, побывал в каждой бригаде и вот таким-то образом познакомился с коммунистами, с партийной организацией, в конечном итоге — со стройкой. У него была несколько странная фамилия — Болгарин, хотя происходил он откуда-то из центральной России.

Начал он, Аким Болгарин, совсем просто: