Плоть и кровь

— Пойду погуляю, — сказал он матери.

— А не хочешь немного побыть с нами? — спросила она.

— Нет, — ответил он ей. И ушел, зная, что дед будет уважать его за невежливость.

Снаружи белый августовский воздух пронизывался густым истомленным светом. День стоял мертвенно тихий, словно задержанное дыхание, под парусом в такой не походишь, — впрочем, до приезда Конни оставалось еще несколько часов, к тому времени, глядишь, и ветер поднимется. Бен шел к заливу по короткой дорожке, посыпанной истолченными в порошок раковинами, которые белели в отбеленном воздухе, как кость. Вода залива отливала зеленью. У округлых камней безжизненно стояла пена.

Джамаля он нашел лежавшим прижав лицо к доскам на причале. Сегодня на нем были свободные лиловые трусы. Бен постоял с мгновение, вглядываясь в него. Он не думал о красоте. И вышел на причал.

— Что поделываешь? — спросил он.

— Там внизу здоровенная рыба, — ответил Джамаль.

— Где?

Бен лег рядом с Джамалем, вгляделся в щель между досками.

— Подожди, скоро она шевельнется, — сказал Джамаль.

Бен видел лишь зеленую воду с неровным, похожим на колеблемую ветром веревочную лестницу отражением причала. И ощущал близость тела Джамаля, невинный нажим его локтя на свой, голого колена Джамаля на бедро. Он высматривал рыбу. И ни о чем другом не думал.

— Она там, внизу, — сказал Джамаль. — Очень большая.

— Не вижу никакой рыбы, — сказал Бен.

— Вот она. Пошла.

Бен увидел ее, скользившую в воде рыбину с широкой, как его ладонь, плоской, шипастой спиной. А потом увидел глаз. Один выпученный желтый глаз, большой, как покерная фишка. Рыба поднималась к поверхности. Бен быстро сел. У него колотилось сердце.

— Черт, — сказал он.

— В чем дело? — спросил Джамаль.

— Она же огромная, — ответил Бен.

— Да, не маленькая. Фута два или три в длину.

— Больше, — сказал Бен.

— Да нет.

— Огромная.

— Она тебя напугала? — спросил Джамаль.

Сердце все еще колотилось. Он боролся с желанием удрать на берег, забежать по дороге повыше.

— Это всего лишь рыба, — сказал Джамаль. — Она ничего тебе не сделает. Всего лишь рыба.

1993

Теперь Зои жила внутри болезни. Она могла разговаривать как прежде, как прежде шутить. Но она уходила куда-то. И чувствовала, что меняется, даже когда готовила обед, когда в окнах загорались звезды и из телевизора неслась знакомая музыка. Она наблюдала за этим из места, в котором никогда не бывала.

Вилл, сияя, взлетел на веранду. Гарри сидел с газетой в металлическом кресле, сделанном в форме раковины.

— Ну правильно, — сказал Гарри. — Пробежка в десять миль. В августе, во время нашего отпуска.

— Мне нравится, — ответил Вилл. Грудь его вздымалась. Голову накрывала тряпичная шапочка. Он был весел, пах потом и нес с собой маленького, едва различимого ангела надежды. Соски его Зои помнила еще со времен детства.

— А мы с Зои наслаждались, наблюдая за тобой, — сообщил Гарри. Он положил руку на спинку кресла Зои, пристроил ступни — без носков, в одних высоких грязно-белых спортивных ботинках — на перила веранды.

— Привет, Зо, — сказал Вилл. Он уже стоял за спинами Зои и Гарри. Наклонился и чмокнул Гарри в макушку.

— Ты заливаешь потом мою газету, — сказал Гарри.

— И собираюсь не только ее залить. Как ты себя чувствуешь, Зо?

— Хорошо, — сказала она. — Здесь так красиво.

— Aгa.

Кругом были пчелы, выжженное синее небо, яркая, неспокойная вода залива. И казалось, ничего с ними не может случиться, потому что существует все это и пчелы кормятся в прибрежных кустах роз.

— Как вы насчет искупаться? — спросил Вилл.

— Я бы не прочь, — ответил Гарри.

— А ты, Зо?

— Мм?

— Искупаться не хочешь?

— А. Не знаю. Может, я для начала посижу на пляже, посмотрю, как купаетесь вы?

— Все, что захочешь, — ответил Вилл.

Зои взяла в ладонь прядь своих волос. Ей было трудно сказать, покидает она время или уходит в него все глубже. И за волосы она держалась так, точно они помогали ей удерживать равновесие.

— Я с удовольствием посидела бы на пляже, — сказала она. — И посмотрела, как вы, мальчики, плаваете.

— Мы уже не мальчики, — сказал Гарри. — Разве что в наших мечтах.

— Ну, так уж я о вас думаю, — ответила она Гарри. — И так мысленно называю. Мальчики.

— Я против названия «мальчики» ничего не имею, — сообщил Вилл.

— Да уж, разумеется, — сказал Гарри.

— Не цепляйся ко мне, ладно?

— Конечно-конечно. Старейший из ныне живущих мальчиков.

Началась притворная потасовка. Вилл делал выпады и отражал удары размашистыми, как у боксирующего кенгуру, движениями. Гарри отбивал его кулаки.

— Не связывайтесь со мной, — говорил он кулакам. — Я нынче не в настроении.

— Я еще и не начал с тобой связываться, — отвечал Вилл.

Жужжала, повиснув над досками пола, пчела. Зои наблюдала за ее пышным, висящим в воздухе грузным тельцем, за отбрасываемой ею прозрачной тенью. Наблюдала за согласными движениями брата и его любовника. Имела ли их привязанность друг к другу какое-то отношение к полету пчелы? Нет, просто она привыкла искать во всем связи.

Вилл что-то сказал ей, она лишь улыбнулась. В последнее время слова заботили ее меньше всего.

— Курс на Землю, Зои, — произнес Гарри.