Плоть и кровь

— Ну, как они справляются, Конни? — спросил дед.

Конни помолчала, улыбаясь. Бен понимал: она невзлюбила Джамаля не за то, что моряк из него получится навряд ли, но за то, что он таков, каков есть. Маленький, темнокожий и независимый.

— Хорошо справляются, мистер Стассос, — наконец ответила Конни.

— Вот этот малый говорит, что хочет попробовать лодку побольше, — сказал дед и хлопнул Бена по плечу. — Думает, что уже умеет управляться с парусом.

Глаза Конни потемнели. Светлые веснушки осыпались в лифчик ее купальника.

Бен сказал себе: захоти этого. И подумал об историях, которые мог бы рассказывать, возвратившись домой, Эндрю и Тревору.

— У Бена хорошая хватка, — ответила Конни. — Из него может получиться настоящий моряк.

— Вот и я так подумал. Отчасти поэтому все мы и притащились сюда нынешним летом. Пора выпустить мальчика в плавание.

— Пусть сначала закончит с «Рыбой-луной», — сказала Конни. — Он должен отработать положенные часы, еще три дня. А потом можно будет перевести его на лодку побыстрее.

— Этот малый не любит ждать, — сказал дед. Его распирала гордость — как рой пчел распирает древесное дупло. — Быстрее и больше — вот его девиз.

Джамаль стоял рядом с ними, горделивый, тихий и наполовину невидимый. Смотрел в причал, ожидая, когда закончится этот эпизод и начнется следующий. Его глаза принадлежали только ему. Тень его касалась Бена.

Вечер был синь и прохладен. Клочья облаков, заостренные, обрывистые, как кусочки чего-то разбитого вдребезги, перенимали последний оранжевый свет ушедшего солнца и покрывали тонкой, мерцающей пленкой заливные отмели. Бен и Джамаль брели босиком среди черно-зеленых клубков водорослей и камней, жирных и зловонных, как спящие моржи. В оставленных отливом озерцах метались под прошитой оранжевыми нитями рябью тени мелких рыбешек.

— А здесь дельфины водятся, — сообщил Джамаль.

— Нет их здесь.

— Они приходят за рыбацкими судами. А по ночам резвятся в заливе.

— Ты сумасшедший.

— Это ты сумасшедший.

— Для дельфинов тут слишком далекий север.

Джамаль помолчал, размышляя.

— Я видел одного прошлой ночью, — сказал он. — Выпрыгнул прямо вон там.

— Ну, ты точно спятил.

— Вилл приезжает, — сказал Джамаль.

— Да нет. Его пригласили, но он отказался.

— Он передумал. Я слышал, как мама разговаривала с ним по телефону.

— У меня от дяди Вилла мурашки по коже бегут, — сказал Бен.

— Почему?

— Просто бегут, и все. Да и дед его не любит.

— Он же сын дедушки.

— Это не значит, что они обязаны любить друг друга.

— Мне Вилл нравится.

— Тебе все нравятся.

— Не все, — сказал Джамаль.

У Бена вспыхнули уши, кровь тоненько запищала в них.

— Я-то нравлюсь, — сказал он.

Джамаль наклонился, подобрал что-то с песка.

— Смотри, — сказал он. И показал Бену пластмассовую головку — безволосую, безглазую, обесцветившуюся добела.

— Ишь ты, — произнес Бен. Джамаль вечно что-нибудь находил: кости животных, деньги, разрозненные игральные карты, тонкий золотой браслет. Похоже, он просто умел видеть их, выдергивать из пустого ландшафта.

— Голова куклы, — сказал он. У головки были темные глазницы, степенная улыбка. Джамаль подержал головку перед Беном, чтобы тот получше разглядел ее, а затем наклонился и опустил на песок, аккуратно, словно хотел вернуть в точности туда, где она лежала.

— Ты не собираешься взять ее? — спросил Бен.

— Нет. Зачем она мне?

— Она, наверное, старинная, может денег стоить.

— Я думаю, ей лучше остаться здесь, — сказал Бен. — А я буду вспоминать о ней, выходя в залив.

Бен подобрал головку, сунул ее в карман.

— Если она тебе не нужна, возьму я, — сказал он.

— Конечно. Как хочешь.

Свет лиловел. Облака лишились оранжевых пятен, побледнели, высеребрились. Минуту назад еще был день; теперь начинался вечер. На причале, в окнах домов, на яхтах, заякоренных вдали от берега, загорался свет.

— Пора возвращаться, — сказал Бен.

— Через минуту.

Он никогда не подчинялся. Делал что хотел.

Бен швырял камушки, исчезавшие в сумраке возвращая назад негромкие звуки невидимых всплесков. Компания чаек, галдя и хлопая крыльями, дралась за что-то, найденное на берегу, — за мертвую рыбу или иную лакомую дрянь. Крылья их с силой били по воздуху. Внезапно одна из чаек пошла вверх, ярко белея на фоне неба, из клюва ее свисала полоска какой-то гадости.

— Думаю, Вилл появится завтра утром, — сказал Джамаль.

— Ну и хрен с ним, — ответил Бен.

Пора обращаться в себя, в прежнего. Пора пожелать девушку вроде Конни. Он коснулся лежавшей в кармане кукольной головки.

В доме, который снял в аренду дед, уже запотели окна, стенные панели оранжевели в свете ламп. Здесь пахло плесенью, давней стряпней, холодным пеплом камина. На кухне рассмеялась чему-то мать Бена, за ней мать Джамаля.

— Я не смогу. Давай ты.

Мать Бена уже пропустила пару стаканчиков. Отец остался дома, вел трудовую жизнь. Он ничего не имел против удовольствия, которое получали от отдыха другие, но для себя особой пользы в нем не находил.

— Ладно. Я так я.