Плоский мир

Характер его улыбки во многом явился предвестником блистательной победы следующего дня. Как только он загнал последний шар, а Черенков в сердцах швырнул на пол кий, дверь клуба услужливо распахнулась, недвусмысленно приглашая к тому, чтобы выбежать в нее и радостно обнять огромную луну, загородившую собою половину неба. Всю ночь, пока темнота скрывала зрителей, шли празднества, фуршет и чествование Гринева, и лишь после этого ему пришлось улыбаться гораздо меньше, потому что, хотя свои деньги он и получил, но зато сильно пошатнулась его репутация: на сей раз слух, будто результаты состязания были сфальсифицированы, основательно и безо всякого поворота превратился во мнение, и когда Кирилл, зайдя в клуб, выглянул в окно, на лицах зрителей отражались уже непередаваемая скорбь и печаль.

Гринев стал расспрашивать Зурина о ситуации, но обнаружил, что поведение того сильно переменилось — он всячески уклонялся от прямых ответов, а когда молодой человек принялся настаивать, сказал следующее:

— Вы только не волнуйтесь: наши «обманутые вкладчики» не могут завести уголовное дело, потому как тотализатор не имеет официальной регистрации.

— Что? — Кирилл опешил, — вы хотите сказать, подлог действительно мог…

— Нет. Даже в мыслях себе этого не допускаю.

— Тогда почему…

— Я сказал, расслабьтесь. Вы победили и хотели этого всегда. Чего вам еще нужно?

— Продолжение карьеры на областном уровне, например.

— Хорошо, мы дадим вам телефон, и вы позвоните победителю областного чемпионата. Он сыграет с вами, и это официально будет означать ваше восхождение на новую ступень. Вам посыплются предложения, которые, не больше не меньше, могут открыть вам путь к настоящей славе, — сказал Зурин.

Кирилл облегченно вздохнул и пожал ему руку…

Но воодушевление его длилось недолго: когда на следующий день он позвонил победителю областного чемпионата М. П. - и попросил о встрече, тот ответил резким отказом.

— По какой причине? — сердце Гринева учащенно забилось, — разве победители области не играют с…

— Играют, но только не с вами. Всего хорошего.

В трубке послышались короткие гудки.

Телефонный разговор происходил в клубе, и все его члены пристально наблюдали за Гриневым. Он положил трубку на рычаг и медленно обвел взглядом два с половиной десятка лиц. Губы его подернула горькая усмешка.

— Почему? — Кирилл кивнул на телефон.

— Мы не знаем, — отвечал Зурин, удивленно вышедший вперед; казалось, в груди его бушует непритворное негодование, — никто из нас понятия не имеет, в чем причина этого отказа, и мы еще будем разбираться, а если вы сейчас думаете о дурных слухах — нет, они не могли до него дойти, ведь он сидит в своем А*** за пятьсот километров отсюда…

Гринев ничего не ответил, сделал только короткий взмах рукой — вряд ли его можно было бы перевести словесно — и медленно повернулся к выходу. Но все же что-то остановило его, и прежде чем покинуть клуб, он снова подошел к окну и взглянул на зрителей. Неподвижная скорбь на их лицах так и не изменилась, и лишь один человек, мужчина в первом ряду, (если бы он находился глубоко в толпе, Гринев, вероятно, его и не заметил бы), утратив стационарность, подрагивал и едва удерживал ноги от того, чтобы пустить их в азартный пляс, а на лице его тиком сквозила психическая улыбка, которую он, давясь от смеха, еле сдерживал; наконец, она победила, и мужчина закрыл лицо ладонью, но и эта пятипалая ширма дрожала и билась в нервном экстазе. Невыразимая боль проскользнула в глазах Гринева. Не за толпу, нет, — за этого одного человека…

Стоит ли говорить, что после такого неожиданного отказа, а затем странного эпизода у окна, которые, если и не открыли глаза на истинное положение дел последних нескольких месяцев, то, во всяком случае, (и это еще только хуже), вызвали смутные и навязчивые подозрения, с Кириллом произошел невероятный душевный надлом. Обиднее всего было то, что если бы даже он играл по-настоящему хорошо — разве и в этом случае не оказывался он в безвыходном положении: в клубе играть уже не имело смысла, он всех обыгрывал, а на более высокий уровень его брать не хотели.

Проснувшись на следующий день у себя в доме, он почувствовал, что крайне нездоров. То же самое говорили и те, кому выпала судьба увидеть его в тот день, — с соседнего участка или тогда, когда Кирилл единственный раз вышел на дорогу, — выглядел он крайне осунувшимся, а голову опускал так низко, что нос его, казалось, сливался с кадыком. Теперь в его доме всю ночь горел свет. Хотя и не было ни одного окна, немногочисленные щели, через которые дом вбирал воздух в свою внутреннюю обстановку, пропускали свет наружу, и случайный прохожий, захмелевший в компании друзей на добрую половину ночи, мог видеть, как странно его стены, сквозящие на углах тонкими щелями, напоминали пару сошедшихся железных листов, за которыми пристроилась сварка.

Последние недели в зеленом доме шел бурный ремонт, но однажды утром материал для внутренней обшивки необъяснимым образом исчез с гриневского участка; на следующий день кое-кто слышал, как хозяин дома о чем-то ругался с рабочими.