Площадь Свободы

«Иду по наждаку асфальта. Улица ды­шит дымным жаром городского вечера. Ком красного солнца покачивается в щели меж­ду громадами домов». Это из рассказа «Слон» Адама Глобуса. Типичны настроение его юных героев, их интонация, эмоциональ­ная волна И типична для автора в расска­зах с такими героями ритмика и темп, об­щая тональность и интонационная нюанси­ровка А. Глобус может создать ощущение своеобразной завершенности в подчеркнуто будничном моменте жизни («Вова. Вова», «Вода на кафельном квадрате», «На вело­сипедах по песку»). Он наблюдателен и свеж в деталях. У него живой диалог, когда звучат голоса персонажей, а не «озву­чивающего» их автора и когда, слушая лю­дей, видишь их жизнь («Зря»). В некото­рых рассказах А. Глобуса заметны следы его литературных увлечений—например, Сэ­линджером или эстонской «молодой про­зой». Что ж, способность вбирания разно­родного (речь ведь не о слепом заимство­вании) и отличает, помимо прочего, жизне­способный, нормально развивающийся твор­ческий организм. И все же индивидуальные симпатии должны сказываться, наверное, незаметно для читателя, как уже достаточно глубоко впитанная художественная куль­тура, а не просто чей-то легко узнаваемый мотив («Между предыдущим и следую­щим»).

Наиболее же традиционна из наших се­годняшних молодых прозаиков Христина Лялько. И в выборе сюжетно-тематических элементов, и в самой повествовательной ма­нере, в пластично, с любовью выписанном мире сельской жизни чувствуется та необ­ходимая душевная сосредоточенность, бла­годаря которой и в совершенно, казалось бы, простом, ничем не примечательном жиз­ненном случае или положении можно ощу­тить неявный, более глубокий смысл. Ге­роини рассказов X. Лялько — часто уже немолодые или старые женщины («Марцеля», «Цыба»_г «Ворон», «Белые броды»), И видна неспешность, несуетность в ее ста­раниях очертить и прочесть их судьбы — словно бы даже не столько читателю, вслух, сколько себе самой, чтоб уразуметь и за­помнить. У X. Лялько свой голос и свой почерк, но вряд ли помешало бы ей боль­шее разнообразие как в привлекаемом ма­териале, так и в стилистике. Может быть, новелла «Канвалии» — уже и попытка вый­ти к этому разнообразию, не дожидаясь со­ветов со стороны.

Совершенно в иных тематических и жан­ровых направлениях работает Алесь Асташонок. Он довольно уверенно обращается к приемам художественной условности, в частности, к своеобразной, так сказать, «будничной» фантастике («Метаморфоза, или Удивительный случай с бухгалтером Поваляевым»), умеет трансформировать собст­венное наблюдение, встретившийся в жиз­ни факт в форму как бы невыдуманного по­вествования («Родина вечна») создав необ­ходимую иллюзию присутствия читателя в происходящем. А в «Супере», жанр кото­рого автор определил как «городская исто­рия», рассказано о жизни тех молодых лю­дей, что стоят, по сути, уже у какой-то пос­ледней черты. В этой истории, написанной с оправданной жесткостью, немало той не­гативной достоверности, от которой кое-кто может поморщиться, как от «чернухи», но от которой нелегко отмахнуться, как от реальности сегодняшнего дня.

Еще одно лица необщее выражение — влюбленный в белорусскую историю Вла­димир Орлов, который вполне заслуженно считается у нас продолжателем традиций Владимира Короткевича. Колоритный язык, умение воссоздать исторические реалии в выразительных деталях, уместное и нена­вязчивое использование мифологической ат­рибутики помогают ему приблизить дале­кую во времени жизненную фактуру, сде­лать ее зримой, рельефной (повести «День, когда упала стрела», «Время чумы»). На­сколько хорошо осваивает В. Орлов нуж­ный ему исторический факт, событие, как свободно и уверенно чувствует себя при их сюжетной разработке, видно и на неболь­шом пространстве рассказа («Монолог свя­того Петра», «Миссия папского нунция», «Возле дикого поля»). Но эта уверенность выглядит порой излишней, материал как бы не сопротивляется, и обрисовка конкретных реалий не всегда углубляет общезначимый смысл рассказанного и характеры героев.

Необходимая мера художественной преображенности жизненного материала ос­тается, по-видимому, у наших «молодых» одной из самых главных и общих творче­ских проблем.

Нередко логическое разумение той или иной темы слишком поспешно принимается ими за внутреннюю готовность к творчест­ву. А вот услышан ли хоть на миг сигнал «обратной связи», сигнал от того мира, ко­торый нужно воссоздать? Но ведь для это­го надо так владеть материалом, чтоб и он уже, в свою очередь, владел твоим вообра­жением и вел за собой.