Читаем Площадь Революции. Книга зимы (сборник) полностью

– Да пойми ты, не могу я этой невидимости! Выключи свет! Сдери с меня эту краску, ну слижи хоть…

– Это я – сейчас, это с радостью… Всю, всю до капли слижу…

Через десять минут Андрей снова завел свое:

– Они тебя взрывать заставят. Это, конечно, на первый взгляд, плохо. И тебе не хочется, я знаю. Но не хочется потому – что мало чего в жизни ты повидала…

– Тебя вот вижу… – вырубила свет Воля.

– Да ты погоди, послушай! Может, я и не прав… А только всякие мысли в последние дни в голову лезут. Понимаешь? Не карнавальная революция, с бархатом, всяким другим тряпьем и масочками нужна. Не козлобородькина подстава. Не гавканье Демыча. Не жалкий взрыв – для понту! Взрыв нужен настоящий, огромный, очищающий все на тысячи верст вокруг! Понимаешь? Взрыв – и чистота! Взрыв – и полное отсутствие гнуси и грязи! А потом, из этого «отсутствия» – глядишь, новая и лучшая жизнь созреет. Так не Воскресение ли, вами, чудаками искомое (пусть мелкое, пусть частное) такой взрыв есть? Ведь и сама Вселенная взрывом творилась и создавалась. Потому-то во всем этом гадком терроре, но конечно не в мелком, не в зверином – есть что-то загадочное и влекущее. Ну, словно бы некоторая святость вновь создаваемого мира в нем ощущается… Да и потом, кто бы Вселенную взрывом не создал: Бог, Макрокосм, Иррационал какой-то – я тебе как астрофизик скажу: взрыв – это рождение… Взрыв – это…

– Не шути так. Кровь, мозги разбрызганные, оторванные пальцы… Какое тут сотворение мира? Ты на тело мое глянь, – она снова включила свет, – разорвет его на куски, и ни спины тебе, ни ног…

– А ты выше, выше ног смотри! Всюду ведь на земле царит планируемая смерть! Человеком планируемая! Божественную смерть – ее в план не вставишь. Она приходит нежданно. Красиво, я бы сказал, приходит! Совсем не то, когда смерть – чисто человеческая, и когда все только этой планируемой смерти подчиняются. Одни крематории! Города и поселки планируемых кладбищ! Естественная убыль, сухая статистика, все такое прочее… Так чем же смерть (и, возможно, новая жизнь) от богоподобного взрыва хуже? Только тем, что вне муниципалитетов, внеплановая?

В глазах у Воли уже стояли слезы.

– Ты отдаешь меня им… Всю, до клеточки… Ладно… Спасибо…

– Ну будет, шучу… Говорил же тебе – намаялся я в жизни, пока из астрофизиков «на землю» садился. Разорили меня кулачки столыпинские, догола местные фермеры колхозные раздели. Так я теперь и не ученый, и не землепашец. От этого и болтаю про взрыв. И брата мне жалко. Сотворит с ним Козлобородько что-то гнусное, чую. Я к нему в Пустое Рождество специально из-за Вальки приходил. Это пешком-то, каждый день! По местам нашим шел, печалился. Не хозяина места эти ищут – раба. А ты говоришь – взрывать не надо.

– Ты местных хорошо знал? – Воля попыталась увести мысли Андреевы в сторону. – Про Толю Морлова, композитора, правду этот, в аэросанях, болтал?

– Знал я Толю. Вздорный был мужчина и гордый. Но музыка у него – ничего себе была. Я разок слыхал: додекафония – жуткая! А сладко, а приятно.

– Погиб, замерз он…

– Знаю, слыхал.

– Как Орфей по лесу он шел. И – пропал, замерз бедолага.

– Как Орфей, говоришь?

– Ну да. Бессмертную мелодию тоже искал, видно. А может, жену будущую высматривал. Это, кстати, одно и то же. Да тебе, астрофизику, не понять, какое там…

– Орфей, ты сказала? Ну это навряд ли…

– А может, Толя, как Евстигней Фомин, новую оперу сочинял… Я, знаешь, либретто про Фомина пишу. Композитор такой гениальный был. Только жизнь его была – тайная, жизнь его – горькая и непонятная была…

– Так ты у нас еще и либреттистка? Ну тогда двигайся ко мне. Сейчас пощупаем, что это такое…

<p>«Замерзающий Орфей»</p><p>(Зримое и незримое)</p>22 ч. 54 мин.

«Ты пройдешь зал до конца. Сделаешь все как велено, как учили. Еще метров тридцать. Брось вспоминать! И на скульптуры пялиться не фиг. Еще тридцать-сорок метров – потом на платформу. Там присесть на скамеечку. Отдышаться, оглядеться. Через пять минут вернуться в зал, чтобы они видели: ты вернулась. Ты делаешь все как приказывали. Идешь по дорожке гиблой. Только не сбиваться с шагу, не вспоминать!..»

Андрей ушел. Она сама его выпроводила: вдруг охрана очнется или Никта сдуру заявится.

Лежала на диване, ни о чем не думала. Сладкая и густая послелюбовная темень надвигалась на нее. Хорошо б в этой темени запропасть, сгинуть. Или еще больше сгустить ее какими-то действиями, словами какими-то! К примеру:

«Жила-была Воля. И жилось ей не так чтобы “дико круто”. Но и не шибко гадко.

А только вдруг все испортилось: захватили ее подонки. Сперва одни: в Пустое Рождество запроторили. Потом другие: на дачу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Самое время!

Тельняшка математика
Тельняшка математика

Игорь Дуэль – известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы – выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» – талантливый ученый Юрий Булавин – стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки. Судьба заносит Булавина матросом на небольшое речное судно, и он снова сталкивается с цинизмом и ложью. Об испытаниях, выпавших на долю Юрия, о его поражениях и победах в работе и в любви рассказывает роман.

Игорь Ильич Дуэль

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Там, где престол сатаны. Том 1
Там, где престол сатаны. Том 1

Действие романа «Там, где престол сатаны» охватывает почти весь минувший век. В центре – семья священнослужителей из провинциального среднерусского городка Сотников: Иоанн Боголюбов, три его сына – Александр, Петр и Николай, их жены, дети, внуки. Революция раскалывает семью. Внук принявшего мученическую кончину о. Петра Боголюбова, доктор московской «Скорой помощи» Сергей Павлович Боголюбов пытается обрести веру и понять смысл собственной жизни. Вместе с тем он стремится узнать, как жил и как погиб его дед, священник Петр Боголюбов – один из хранителей будто бы существующего Завещания Патриарха Тихона. Внук, постепенно втягиваясь в поиски Завещания, понимает, какую громадную взрывную силу таит в себе этот документ.Журнальные публикации романа отмечены литературной премией «Венец» 2008 года.

Александр Иосифович Нежный

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги