Площадь Революции. Книга зимы (сборник)

– Третьей не бывает, достаточно и второй – то есть физического уничтожения. Мы здесь, достопочтенная, не в игрушки играем, – важничая сказал толстенький партайгеноссе, часто появлявшийся в деревенском доме вместе с Жоржем. При этом партай набундючился (влетело же в ум детское словечко) как осел. Про набундюченного Андрей сказал, что он депутат. Когда депутат заходил с Козлобородькой к Воле, то всегда говорил при ней так, как будто ее в комнате не было. Больше всего депутата увлекала новая компьютерная терминология, особенно способы ее приложения к людям.

– Ты ее е-mail или не е-mail?

– Е-mail, не е-mail – не в этом, дурашка, дело. Главное верную буковку спереди к Inet’у приклеить.

Так любил он перемолвиться о новом, о технически выигрышном, о прогрессе.

Но сейчас набундюченного рядом не было. Правда, совсем близко стояли два охранника, из партийной низовки.

«Как же мне до Марфуты добраться?» – нервничала Воля, однако делала изящные пассы руками, чтобы показать всем этим «этбомбсам»: она доведена пылающим костром (пропади он пропадом) чуть не до экстаза. Ей тоже хочется принять участие в партийном ритуале посвящения (будь оно неладно).

Тут, намеренно расталкивая негустую, оставлявшую для прохода немалые пространства толпу сельчан, явился Козлобородько с шестью замами.

– Граждане села! – еще не дойдя до костра, выкрикнул приятным, телевизионно-драматическим тенором Жорж Иванович. – Пусторожденцы! Чуть было не добавил я. Но… вся штука в том, что теперь-то вы можете гордо сказать: мы не пустые, нет! Мы полны новой, только сейчас рождаемой российской традицией. Ведь площадь, на которой вы собрались, будет теперь не какая-то там… Нет! Здесь тоже будет – Площадь Революции! И это – бардзо пшиемно. Я добьюсь в администрации… Я помогу вам! Но с другой стороны, мы, члены партии «Этбомбс»… не только раздадим вам обещания… мы дадим больше… дадим сверху…

Воля перестала слушать. Ограждая себя все теми же пассами, она наконец удобно развернулась и стала высматривать Марфуту сразу по нескольким направлениям.

К счастью, ветер сменился.

Теперь дым волокло прямо на толпу сельчан и смешавшихся с ними партийцев. Многие жмурились, кашляли. И только Козлобородько, как опытный пиротехник, еще ближе подался к костру, чуть не грудью лег на него. Казалось, еще миг, и Жорж Иванович упадет в затемненное тяжким гореньем осины, разносимое в стороны трескучими сосновыми иглышками пламя. Лиловой стала квадратная лысина, побурела, словно от напитавшей ее крови, седая косичка. Еще движение, шаг…

Однако вместо этого шага Козлобородько обернулся, нашарил Волю пьяными от огня глазами, подступил к ней бочком, не отрываясь от пламени и сладко жмурясь, сказал:

– Автодафе… Для вас, Воля Васильевна готовим, для вас. Бардзо пшиемно… Гранаты – что? Гранаты – пустое. – Еще пьяней, вкось поехал Жоржиков рот. – Что мы себе шахидку-бандитку не найдем? Нет, здесь другое! Костерок… Кострище! Здесь идеи вспыхивают! Грехи сгорают… Именно за новейшие наши идеи женщина и должна на костер взойти… Бардзо пшиемно… Весело… Жуть…

«Э, да тебя, дружок, крыша давно набок съехала», – сказала про себя Воля, а вслух, протягивая руку для поцелуя, проворковала:

– Дорогой друг, не вы ли сегодня ночью в сенях отирались? А потом в смежной комнате тихонько так всхлипывали?

– Я… я! Не смел я войти только…

– Отчего ж? – манерничала Воля.

– Тут, видите, какое дело: мысли о вас все время сменялись мыслями о вашем восхождении на костер. И… Как-то мне так почудилось: сперва лучше вам – на костер, а уж после… после мне с дымком вашим соединиться! Его, так сказать, обонять, его засасывать, пить…

Тут подвалило к костру сразу несколько незнакомых – живших, как слышала Воля, на другом конце деревни – партийцев.

– Лубить революцию! – взвился рядом знакомый тенорок.

Воля увидала Натанчика. Был он в жаркой овчине, в черных щегольских валенках (хотя декабрь стоял не так чтобы морозный, да и снегу было не очень).

– Лубить революцию!

– … бить ре… – ответил ему хор поселян и партийцев.

– … бить ре… бить ре…

– Слышь, дамочка, – прямо к Волину уху прижались шершавые и холодные чьи-то губы. – Меня Марфута прислала. Твой мужик, Ондрюшечка, с ей договорился… А я – Дашутка. Ты свою кухвайку скидовай и береточку тоже. Тихо, говорю, скидовай…

Воля медленно скинула на руки Дашутке синюю, отрытую Козлобородькой бог знает на каких складах фуфайку, затем поволокла на лицо, на шею, ниже, ниже – береточку. Мягко повязав сунутый ей платок, накинула зеленый китайский пуховик.

– Лубить революцию!

– … бить ре… бить ре…

Словно в любовном пароксизме, закинулся назад Жорж Иванович, как в приступе острой паранойи, ухватил себя обеими руками за горло…

– Слышь, говорю что, – зашептала Дашутка, – счас эти дураки с городу взрыв делать будут. А им Ондрюшечка-то селитры и переложил! Дым дюже сильный повалит. Вишь ту девчушку? Как взрывом грянет – марш за ею!

Воля слегка обернулась.