– Ну будет, Натан Янович, будет, – вполне примирительно сказал Козлобородько. – Я ведь давно вычислил, куда эти двое могли подеваться. И мы с вами по Подмосковью шарить не будем, искать их тут не будем. Мы их в Москве перехватим.
– В Москве? Это где же? Москва, она – ухх! Большая!
– А помните, говорил вам: не только люди из вашей бывшей партии на станцию «Площадь Революции» наведываются!
– Ну и наведываются, и что тут такого? Революцию в Москве многие ждут, многие предчувствуют. Лубить, лубить революцию нужно!
– Вот-вот. И я так думаю…
Тут Козлобородько подступил к Натанчику вплотную, кругля обложенные бесцветными ресничками и предательски седыми бровями глаза, зашипел ему что-то в ушную раковину…
– Ви! Ви же – настоящий гений! Ви – злой гений новой русской революции! Боже ж ты мой! Как плодотворно ваше зло! И какой я был слепой со своей жалкой добротой! Скорей! Завтра же! Нет, сегодня!.. Злее, злее, веселее! Веселее, злее, злее!
– Настену! «Настену сверху смотрящую» – сюда! – крикнул в закрытую дверь, доходя до экстаза и взбираясь в ботинках на широкую деревенскую кровать, Козлобородько. – Крестьянский вопрос решать будем! Пусть стены нашего сортира украсят юмор и сатира!
Вскоре прибыла и «Настена сверху смотрящая». Была она вовсе непохожа на остальных – затурканных и вялых – жителей Пустого Рождества.
– Ну? Кто тут и чего отведать желает? – глянула справная девка Настена, налитая и жирком и гневом, с высоты баскетбольного роста на забившихся в угол кровати партийцев. – Я тебя спрашиваю, жеребец стоялый, – рыкнула она на Жоржа и стала сдирать с себя полушубок, потом грозно разорвала на груди мужскую, туго вправленную в юбки рубаху…
Часть III
«Площадь Революции»: накануне
22 ч. 58 мин.