Площадь Разгуляй

— Так точно! Квалифицирует. И присовокупитт к делу свидетельские показания, — Касперович оглядел строй, — примерно сотню свидетельских показаний только присутствующих здесь.

Это — пока. Староста! Предъявитте гражданину корпусному начальнику оружие уголовников! Оно открыто хранится в камере 102 пересыльного корпуса образцово…

— Какое еще оружие?! — голос корпусного заледенел.

— Обыкновенное. Чемм убивают…

— Какое, спрашиваю, оружие?!

— Повторяю: обыкновенное. Чтобы его обнаружить, не требовалось производить обыска — на мероприятие по его обнаружению ушло три минуты… Староста! Покажите… Иван Афанасьевич…

Иван Афанасьевич зыркнул вопросительно на корпусного, разрешения будто бы испрашивал на такое серьезное действие.

Лицо начальства — справедливость ему отдадим — было непроницаемо. Поэтому староста так же вопросительно поглядел на Касперовича. Вот лицо Касперовича было на редкость проницаемо и определенно, так определенно, что Иван Афанасьевич со всею своей хитростью и «дипломатией» плюнул мысленно и сказал, обращаясь сразу к корпусному и Адаму Адамовичу:

— Чего показывать–то? Вот оно все — сами глядите. Не прячем. У нас от державы секретов нету…

На матраце, подтянутом к самому краю нар, чуть прикрытые отвернутой мужской сорочкой, лежали рядками шесть финских ножей, два из которых — близнеца — были заводского изготовления: на лезвиях и на ручках их стояла фабричная марка завода «Качи»; с десяток разного диаметра остро отточенных «пик» — заточек из арматурной стали; несколько отточенных «на лист» и отшлифованных «на зеркало» ножевых лезвий – перьев, тоже, возможно, фабричной работы; десятка два «на иглу» заточенных кусков стальной проволоки — пяти- и шести-миллиметровой толщины; добрая кучка разорванных пачек лезвий от безопасных бритв.

…Как от неожиданного прямого в челюсть корпусной глубоко, шумно, по–лошадиному, всосал в себя воздух…

Надзиратели стояли, замерев. Показалось — как те трое урок после купания в параше.

— Заметьтте, гражданин корпусной начальник, — продолжал экзекуцию Касперович, — ножи — вот эти, финские, качинские – они совсем новые. Следовательно, они только–только пришли, пройдя благополучно через все входные шмоны… образцово-показательные. Далее. Меня скоро три года мотают между Бутыркой и Лубянкой. И мне известно: за это время арматурные работы в тюрьме не производились. Значит, «пики» — заточки тоже совсем свежие. И тоже прошли шмон. И не один, а сотни.

Так? Сотни внутренних шмонов. Со времени последних арматурных работ. Или они прошли входной шмон, гражданин корпусной начальник?

— Ну! Что еще–то? — мутно разглядывая застывших вертухаев, спросил корпусной.

— Сейчас буддет «еще», гражданин корпусной начальник…

Вот, здесь — можете убедиться — собрано более полутора сотен единиц верхней одежды, представляющей безусловную — и немалую! — ценность: новые кожаные пальто, куртки и сапоги, зимние в том числе; новые меховые шубы и шубки, пальто, в том числе женские… еще, вот, сапоги меховые; очень дорогие – смотрите! — споротые меховые воротники, новые совершенно, в том числе тоже женские; новые или почти новые мужские и женские костюмы… Все отобрано или, правильнее, награблено и здесь, в этапной камере, и… где же еще, если тряпки — женские? Значит… Значит, грабеж идет по всей тюрьме… образцово–показательной. И грабят нежно опекаемые администрацией тюрьмы уголовники. Ими ограблены осужденные, направляемые вами, гражданин корпусной начальник, на этапы без этих своих вещей. Поэтому я спрашиваю вас, гражданин корпусной начальник, заглядывает ли кто–либо из администрации образцово–показательной Бутырской тюрьмы в опись личных вещей заключенных — во входные и выходные описи? Нет! Никто в эти важнейшие документы не заглядывает! Иначе вот эти вещи не прятали бы здесь до сих пор. А ведь следствие, гражданин корпусной начальник, по всей вероятности, уже давно располагает многочисленными заявлениями потерпевших заключенных, из ограбленных здесь. Не всех, конечно. Кому–то — не до своих тряпок, отнятых в образцово–показательной. Не до них.

Но! Многих, гражданин корпусной начальник, их собственные тряпки, вопреки вашим предположениям и надеждам, продолжают интересовать. Из принципа, например. И их заявления на эту неприятную тему уже давно переданы ими оперуполномоченным по месту отбытия срока. И вот, часть — и немалая — разыскиваемых следствием краденых вещей оказывается здесь, у нас, в камере этапного корпуса образцово–показательной Бутырской тюрьмы, гражданин корпусной…

— Что вы заладили: «гражданин корпусной начальник»… «гражданин корпусной начальник»… «образцово–показательная»?! Короче не можете доложить?

Глава 169.