Площадь и башня. Сети и власть от масонов до Facebook

Как и Ленин, Сталин был продуктом подпольной революционной сети. В молодости, при царском режиме, он был заговорщиком и вволю хлебнул положенных лишений в ссылке. Примечательно, что диктаторы ХХ века – возможно, в силу собственного подпольного прошлого – повсюду видели заговоры против самих себя. Мнимые шпионы и саботажники, осужденные на показательных процессах – по Шахтинскому делу (1928), по делу Промпартии (1930) и по делу инженеров из “Метро-Виккерс” (1933), – стали жертвами лишь самых зрелищных из бесчисленного множества псевдоюридических и внеправовых действий. Усматривая в малейших проявлениях недовольства государственную измену или контрреволюцию, созданная Сталиным система гурьбой и гуртом отправляла советских граждан в ГУЛАГ. Папки с делами осужденных, доступные теперь для изучения в Государственном архиве Российской Федерации, позволяют понять, как именно работала система. Ленинградская старушка Берна Клауда совсем не походила на “подрывной элемент”, однако в 1937 году ее приговорили к десяти годам заключения в пермских лагерях за антиправительственные высказывания[766]. “Антисоветская агитация” была наименьшим из политических преступлений, за которые могли осудить человека. Куда серьезнее было обвинение в “антисоветской деятельности”, еще хуже – в “контрреволюционной террористической деятельности”, а хуже всего – в “троцкистской террористической деятельности”. На деле же подавляющее большинство людей, осужденных за подобные преступления, были виновны (если, конечно, это вообще можно назвать виной) лишь в мелких проступках: неосторожное слово начальству, случайно услышанный анекдот про Сталина, жалоба на ту или иную сторону вездесущей системы, в крайнем случае мелкое экономическое правонарушение вроде спекуляции (покупки и перепродажи товаров). Лишь мизерная доля политических заключенных были истинными противниками режима. Что характерно, лишь чуть более 1 % лагерных заключенных в 1938 году имели высшее образование, а треть была вовсе неграмотной. К 1937 году появились квоты, или нормы, на аресты – в точности как существовали нормы производства стали. Чтобы исполнить положенное количество наказаний, преступления просто фабриковали. Заключенные становились очередным видом продукции, и в НКВД[767] их называли просто “делами” (если речь шла о мужчинах) или “досье” (если речь шла о беременных женщинах). В пору расцвета ГУЛАГа по всему Советскому Союзу существовало 476 лагерных зон, причем каждая состояла из сотен отдельных лагерей. Всего при Сталине через систему ГУЛАГа прошло восемнадцать миллионов мужчин, женщин и детей. С учетом еще шести или семи миллионов советских граждан, приговоренных к ссылке, доля населения, подвергшегося при Сталине тому или иному виду каторжных работ или тюремного заключения, приближается к 15 %[768].

В безопасности не был никто. Первым регулярно проводить партийные “чистки” предложил Ленин – чтобы избавиться от “бездельников, хулиганов, авантюристов, пьяниц и воров”[769][770]. Сталин, страдавший маниакальной подозрительностью по отношению к соратникам по партии, пошел еще дальше. Мало какие группы подвергались более беспощадному преследованию в 1930-х годах, чем те самые старые большевики, которые были близкими товарищами Сталина в решающие дни революции и гражданской войны. Высокопоставленные партийные функционеры жили в постоянной тревоге, не зная, кто из них в любой момент станет очередной жертвой сталинской паранойи. Вернейшего из верных коммунистов могли арестовать и бросить в тюрьму, словно опаснейшего преступника. Верных ленинцев клеймили “вредителями”, шпионами империалистических держав или “троцкистами” – сторонниками главного соперника Сталина, объявленного врагом и жившего за границей Льва Троцкого (с которым наконец удалось расправиться в 1940 году, подослав к нему убийцу). То, что начиналось в 1933 году просто как крутые меры против коррумпированных или некомпетентных чиновников, после убийства руководителя ленинградской парторганизации Сергея Кирова в декабре 1934 года переросло в кровавые и нескончаемые чистки. Одного за другим старых коммунистов и коммунисток, которые когда-то составляли авангард революции, арестовывали, пытали и допрашивали до тех пор, пока те не сознавались в каком-нибудь “преступлении” и не доносили на других своих товарищей, после чего несчастных расстреливали. С января 1935 года по июнь 1941-го в Советском Союзе было произведено около 20 миллионов арестов и не менее 7 миллионов расстрелов. Лишь в 1937–1938 годах квота на “врагов народа”, подлежавших расстрелу, составляла 356 105 человек, хотя количество людей, погибших в действительности, превысило это число более чем вдвое[771]. Из 394 членов Исполнительного комитета Коммунистического интернационала, насчитывавшихся в январе 1936 года, к апрелю 1938 года 223 стали жертвами террора, как и 41 из 68 лидеров немецкой компартии, бежавших в СССР после 1933 года.