Площадь диктатуры

"В Ленинградской организации Союза писателей СССР. На состоявшемся сегодня заседании правления Л/О СП рассмотрено персональное дело члена СП К.В. Брусницына, арестованного в начале января по обвинению в антисоветской пропаганде и агитации, а также в хранении наркотических веществ иностранного производства. Выступавшие сурово осудили Брусницына и большинством голосов постановили исключить Брусницына из Союза писателей.

Один из сотрудников УКГБ по Ленинградской области, пожелавший остаться неназванным, сообщил вашему корреспонденту, что следователи-чекисты решили не возбуждать в отношении Брусницына уголовного дела из гуманных соображений и передали материалы в Петроградское РУВД по месту жительства обвиняемого для расследования эпизодов, связанных с наркотиками.

Есть основания считать, что в ближайшее время Брусницын предстанет перед народным судом…

– Какие основания? Откуда? - перестав писать, закричал Рубашкин.

– Записал: "…предстанет перед судом"? Все! Гони к Витьке Кокосову и срочно в номер

– Я спрашиваю, откуда основания? - повторил Петр.

– Есть основания! Я отвечаю - прокола не будет, - быстро ответил Григорьев и бросил трубку.

Через несколько минут заглянул Кокосов:

– Подготовил Димкин материал?

Рубашкин протянул исписанный листок бумаги.

– Молодец Димка! Печатай быстрее, время поджимает, - прочитав, велел Кокосов.

– Это же вранье, от начал до конца - все вранье! Брусницын - член Народного фронта, его за это подставили…

– Кончай тянуть, нормальный оживляж, народ такое любит. Осудили, исключили, следствие закончится - все забудут. А пока коммуняки пусть радуются, демократы шебуршатся, и все вместе стоят в очереди за нашей газетой. Чего еще надо? Ты в журналисты пошел, так учись!

Рубашкин сглотнул горькую слюну, не зная, что ответить.

– Ладно, я сегодня добрый, сам обработаю, если тебе совесть не позволяет, - сказал Кокосов, взглянув на поникшего Петра. - Не горюй, делов-то на полкопейки!

Рубашкину стало неудобно, что Кокосов будет работать за него.

– Через пять минут сделаю.

Перепечатав сообщение слово в слово, Петр сам отнес его в секретариат и вернулся к себе. На душе было тяжко и муторно. Он вспомнил, как лет десять назад, - он тогда только начал работать в Объединении, - вместе со всеми поднял руку за дурацкую резолюцию, одобрявшую ввод войск в Афганистан и осуждающую академика Сахарова, названного предателем и агентом мирового то ли сионизма, то ли империализма.

"Хорошо, хоть моей фамилии под этим не будет" - тоскливо подумал Петр.

Он выкурил две сигареты подряд и взялся за телефон. К счастью Таланов оказался дома, и Петр пересказал ему заметку.

– Ты ничего не перепутал? - спросил Таланов дослушав до конца.

– Нет, все точно…

– Странно. Вчера адвокат говорил, что после выступления "Литературки" дело закрывают, а Константина вот-вот выпустят.

– Выходит не так, - сказал Рубашкин.

– Все-таки с милицией проще…

– Не поможет. Они вцепились намертво, а милиция - это стрелки перевести: мол, я не я, и лошадь не моя.

– Не переживай, что-нибудь придумаем. Приходи вечером, Салье с Филипповым будут - посоветуемся, - заключил Таланов.

– Ну и надымил! - входя воскликнул Кокосов. - Убери хлам со стола, сейчас Черенок с Потапенко подойдут. Нынче нормально отработали, пора отдохнуть культурно!

3.3. Хмурое утро

Приходилось говорить по трем телефонам, не отрываясь от чтения и визирования множества бумаг. Их беспрестанно подносили из других отделов, райкомов, секретариата и, Бог знает, откуда еще. Они скапливались на левом краю стола нарастающей грудой, иногда разлетались от сквозняка, и секретарша, ворча собирала их по всему кабинету.

Когда становилось невмоготу, Волконицкий запирал изнутри дверь, открывал сейф и выпивал полрюмки коньяка, закусывая лимоном с кусочком рафинада. От кофе пришлось отказаться - он уже не помогал, только тупыми толчками билось сердце, поднималось давление, стягивая виски тяжестью и тупой болью. Зато он пристрастился к чаю, густому и крепкому до черноты. Пачки индийского "со слоном" хватало на день-полтора, и буфетчица грозилась пожаловаться, что он превышает лимит.