Плохой текст

Постоялый двор в общем-то недолго пустовал без хозяина, пока один ушлый абориген не прибрал к рукам ничейное хозяйство. Правда, для этого ему пришлось закопать в соседнем лесу парочку особо настырных конкурентов. Вскоре новый домовладелец обзавёлся семьёй и скотиной, разбил огородик, и над укрытием Зилога и Ихиса вновь зазвучали людские голоса и крики домашних животных. А потом, через несколько десятилетий, на это место и вовсе пришёл город, который, не останавливаясь, продолжил шагать кварталами дальше.

На памяти Зилога за последние сто лет на постоялом дворе сменилось множество обитателей. Да собственно говоря, и сам постоялый двор давно уже утратил этот статус: он стал просто тремя жилыми домами, которые заселила разношёрстная публика. А люди наверху рождались и умирали, женились и разводились, съезжались и разъезжались, даже не подозревая о существовании сложнейшего технического комплекса под их ногами!

Первый тревожный звонок прозвучал лет двадцать назад, когда датчики Базы зафиксировали у соседей сверху повышенный эмоциональный фон, который был не только позитивным, но и общим. Оказалось, что городская администрация приняла решение о сносе этих аварийных домов с предоставлением всем жильцам квартир в новостройке, возводимой неподалёку. До окончания строительства оставалось ещё чуть больше года, и осчастливленные люди стали ждать. Но надеждам тем сбыться было не суждено, и вместо хибар на слом пошёл весь привычный уклад их жизни. Вихри разразившейся тогда социальной бури разорвали все отношения и прежние договорённости, а в новый дом, который кое-как достроили, заехали уже совсем другие люди и на других основаниях. Эта бытовая несправедливость, похоже, и выбила из обитателей хибар остатки воли, чем предопределила их последующее скатывание на самое дно общества.

Конечно, Зилогу было жаль этих людей, но для функционирования Базы ситуация развивалась в благоприятном ключе. Количество собранной и обработанной информации на третьем отрезке работы на порядок превысило объёмы предыдущих этапов вместе взятых. Следовало признать, что местная цивилизация сделала большой рывок в своём развитии, и казалось бы, всё интересное было только впереди, но Зилог и Ихис уже устали от этого мира и считали дни до прилёта транспортного корабля…

      И вот, точно по плану и ни секундой позже, Зилог принял на пульте управления сигнал от транспортника, зависшего на орбите. Пробежавшие по экрану строчки сообщили Зилогу, что миссия на этой планете подошла к концу, и в течение местных суток им с Ихисом требуется подготовить полную эвакуацию комплекса…

***

– Петровна!.. Снесли всё-таки!.. Да ничего! В окно выгляни! – пожилая женщина, стоявшая на балконе многоэтажки, кричала в мобильник: – И как тихо всё сделали! Ты ночью что-нибудь слышала?.. Нет? Вот и я то же… И котлован, смотри, какой глубокий выкопали… Ведь всё могут сделать, когда захотят!

ПЛЯСКИ КАРЛИКОВ

Нет, не то чтобы Русинов ностальгировал по СССР. Скорее, его раздражала та антисоветская пропаганда, которая сочилась теперь из каждой информационной и медийной щели. В ней, пропаганде этой, чекисты массово не гибли на фронтах, а были лишь казематными палачами собственного народа, и конечно, в ней не было места ни науке, ни космосу, а наличествовали только кастрюли и калоши на полупустых прилавках магазинов. Разве что советскому спорту не доставалось от сегодняшних лидеров мнений: его позиции для их критики были недосягаемы, особенно на фоне современных допинговых «рекордов».

Причины этой нескрываемой ненависти Русинов понять не мог, ведь Родина, как бы она не называлась, была для него данностью, как сила притяжения, без которой костяк любого человека просто не может сформироваться. Да и за что было мстить сейчас умершему колоссу? За то, что в тысячах построенных городов с заводами и больницами, с театрами и школами коммуняки не удосужились открыть ни одного торгово-развлекательного центра с фуд-кортом и боулингом? Или за число жертв «кровавого режима», которое с каждым обвинительным заявлением увеличивалось в геометрической прогрессии, многократно опережая рост самого народонаселения в те годы?

Нет, в этой растиражированной злобе угадывалось Русиновым что-то выморочное и искусственное, но при этом гаденькое, как вкрадчивый шёпот взяточника. Он знал, что эти мутные потоки то ли полуправды, то ли полулжи направлены вовсе не на него. Его-то как раз «перевербовывать» было бесполезно: он хорошо помнил то время и в общем-то ему симпатизировал. А идеологи новой антисоветчины боролись за умы и души людей молодых, видимо, пытаясь тем самым взрастить целые поколения оцифрованных манкуртов. В предложенных обстоятельствах Русинов чувствовал себя пугалом на колхозном поле – поле, которое накрыла стая саранчи. С одной стороны, он ничего не мог бесчисленным нападкам противопоставить, но с другой стороны, лично ему ничего и не угрожало.