Плохой ребенок

Эрик чиркнул спичкой и осторожно поднес ее к сухим листьям, заложенным в центр костра, для розжига. Листья вспыхнули, едкий белый дым потянулся вверх. Пламя ухватилось сначала за самые тонкие ветки, потом перешло на более крупные, и вот уже баллон обволокло пламенем, как пледом.

Убедившись, что костер разгорелся и уже не потухнет, Эрик медленно попятился назад, не сводя взгляда с огня. Когда он хотел было развернуться и побежать к дереву, из-за которого с опаской и любопытством выглядывал Джастин, нога его угодила в небольшую узкую расщелину. Твердая глина крепче стальных тисков схватила ступню Эрика. Падая, он подвернул ногу. Вскрикнул. Попытался высвободиться из ловушки, но каждое движение давалась ему с трудом и болью.

– Ай! Джастин, я застрял! Тут яма дурацкая!

– Беги, чего разлегся!

– Не могу! Говорю же, нога у меня застряла. Помоги.

– Как? Беги оттуда!

– Выбей баллон из костра! – кричал Эрик, пытаясь вытащить ногу и уже не обращая внимания на боль.

– Ну ты идиот неуклюжий, – Джастин вышел из своего укрытия и побежал к костру. Потом он перешел на шаг. На медленный шаг. На очень медленный. И остановился перед Эриком.

– Выбей баллон скорей! Сейчас бабахнет!

Но Джастин этого не делал. Он стоял перед Эриком, переводя взволнованный взгляд с брата на костер и обратно. Пот струился у него по лбу, словно его окатили из пожарного шланга. Он стирал его ладонью.

– Чего ты стоишь?!

Джастин медленно попятился назад, по-прежнему глядя то на Эрика, то на баллон, охваченный пламенем.

– Ты что? Выбей баллон! – Эрик изо всех сил попытался вытащить ногу из трещины, но ничего не выходило. Видимо, он сломал или сильно вывихнул щиколотку, она распухала, и теперь выбраться из западни было невозможно.

А Джастин все пятился назад. Рот его был слегка приоткрыт от волнения. Чтобы хоть немного успокоиться, он принялся напевать старую песенку, которую часто пела им в детстве мама перед сном. Дурацкую, глупую детскую песню, которую он помнил и теперь:

Саймон, Саймон-простофиля
Вышел на прогулку,
Видит – булками торгуют:
«Ну-ка, дай-ка булку!»
«Доставай монету!»
Отвечает простофиля:
«Вот уж чего нету».

– Джастин! Это не смешно! Выбей баллон, пожалуйста! Джастин!

Саймон, Саймон-простофиля
Вышел на рыбалку:
В бочку удочку закинул,
Вытащил мочалку.

Джастин отступал назад до тех пор, пока не уперся спиной в ствол дерева.

С треском разгорался костер, обволакивая своими языками округлые красные бока газового баллона.

– Джастин! Пожалуйста, Джастин. Гад! Гад!

Джастин не двигался с места. Он смотрел немигающим взглядом на костер, на то, что лежало в его центре. На заправленный пропаном красный овал.

– Гадина! Ы-ы-ы! Помоги мне!

Вокруг не было ни души, кроме них, двух братьев. Один из них извивался вблизи костра, он плакал и кричал, пытаясь вытащить ногу из проклятой трещины в земле. Второй стоял у дерева и тихонько напевал старую детскую песню, и в его глазах отражались желто-красные огни костра, из которого вот-вот должна была вырваться смерть.

На сосну взобрался Саймон
Собирать коврижки,
Но достались простофиле
Ссадины да шишки.

Глава 20

Я не слышал, как вернулись Линнет и Тревор. Я даже не сразу отреагировал, когда жена окликнула меня из прихожей.

Роман писался с невероятной скоростью! Я и не думал, что могу выдавать такой объем почти чистового текста в день. Одиннадцать тысяч слов! Я стучал по клавишам по пять часов кряду, практически не останавливаясь. Все дело в том, что я сумел выработать некую стратегию, которая оказалась весьма эффективной. В первую очередь я «прописывал» всю книгу у себя в голове. Заполнял пробелы, выстраивал хронологию, последовательность глав. Я визуализировал ее от начала и до конца.

Но это не ново для меня: подобный подход я использовал и прежде, в каждой своей книге. Неделя многочасовых прогулок со стаканчиком кофе по городу, потом – садись и пиши.

Тормозило меня всегда другое. Я редактировал текст по ходу написания. Каждое предложение. Это помогало сэкономить время и силы на конечной правке, но здорово замедляло само написание.

Сейчас же я долбил по клавишам компьютера без оглядки на абзацы. Местоимения громоздились друг на друга, слова могли повторяться по несколько раз за одно предложение, если подходящий синоним не приходил на ум молниеносно, я не делал остановки, повторял то же самое слово. Мне важно было гнать текст вперед, вперед, вперед. Спотыкался я лишь в тех случаях, когда конструкция предложения выходила совсем уж неудобоваримой. Тогда я его переписывал. И снова брал бешеный темп.

Линнет пришлось повторить вопрос дважды, прежде чем его смысл дошел до меня.

– А где телевизор?

– Секунду.

– Ничего не понимаю. В ремонт, что ли, отнес? Он же новый почти.

– Я его продал, дочь степей, – ответил я, не прекращая печатать.