Плохиш

Сердце отчаянно требовало отыскать какой-то выход из идиотской ситуации, спасение из лабиринта, который он выстроил сам для себя, даже не подозревая об этом. Наверное, именно так и выглядит расплата за то, что он сделал ради нее. Для нее. Или... для себя?

— Может расскажешь? – предложил Тимур.

Стас упрямо качнул головой. Что тут рассказывать?

«Ты больше не мое все, Онегин».

Как же больно. Мир раскачивается, горит, опадает вокруг рваными тлеющими тряпками, словно идиотская декорация, за которой нет вообще ничего. Долбаная черная пустота, в которой ни вздохнуть, ни выдохнуть, будто в вакууме.

Нужно сваливать отсюда, убираться на край света. Утопиться в работе.

Для чего? Для кого? Для женщины, которая ушла, не дожидаясь, пока он ее отпустит? Для семьи, которой никогда не было и уже не будет? Для удовлетворения эго, чтобы в один прекрасный день увидеть, что стоит на вершине мира в абсолютном одиночестве?

— Просто чтобы ты знал, Бес – я уже убил за нее. И тебя убью. – Стас смерил друга тяжелым взглядом, надеясь, что его слова будут звучать именно так, как должны: без сраного подтекста, без какой-то детской угрозы. – Дай мне повод –я и тебя разорву на куски.

— С тебя станется, - без намека на испуг ответил Бес. – Только учти, Онегин, протянешь руки к моей женщине – я тоже не буду скулить.

Вот и поговорили.

И зачем только приехал?

Голова требовала убираться на другой конец карты. Или, на крайний случай, завалиться в какой-то ночной клуб и оторваться на всю катушку, найти хотя бы что-то, чтобы заполнить пустоту. Заштопать дыру в груди.

А сердце... сердце ощетинилось, показало острые окровавленные волчьи зубы.

Уходить – это, блядь, для слабаков. Для принцев, которых он ненавидел еще со сказок, и в которого чуть было не превратился.

Гори оно все пропадом. Даже если он сломает ее снова – это будет не важно, ведь и он сломается тоже. Это просто какой-то новый закон физики: бьют одного - а болит у обоих.

Образ «хорошего парня» треснул и взорвался сотней осколков. И где-то там, внутри, черти станцевали ламбаду на битом стекле.

— Бес?

— Мммм?

— Курить хочется. Есть?

Глава двадцать третья: Влада

Ну надо же, все-таки уснула.

Влада сморгнула сон, потянулась, чувствуя себя так, словно все это время нежилась в ласке и любви.

Прохладно.

Пальцы потянулась к пледу, наткнулись на мягкую ткань.

В груди что-то кольнуло. Прямо там, за ребрами, словно сердце проткнули насквозь одним точным ударом медицинской иглы.

Влада села, сбросила плед, словно шелуху, скомкала толстовку в кулаке, на одних инстинктах уткнулась в нее носом.

В голову ударило так сильно, что в глазах потемнело. Реальность дала огромную трещину, расползаясь на части, словно бумага. И где-то там, в изнанке, был ... он, Стас. С его личным мужским запахом, не похожим ни на что на свете. Действующим на нее, словно афродизиак: пряность, тягучая, словно заключенная в стеклянную трубку ртуть, сила, колючая мощь.

Она сходит с ума от своей одержимости? Две недели попыток забыться с более, чем достойным мужчиной – коту под хвост?

Влада тряхнула головой, поднялась, хоть ноги наотрез отказывались слушаться. Повертела толстовку в руках – Тимур такие, как будто, не носит, хотя они впервые выбираются вдвоем за город, и она впервые же видит его в неформальной одежде. То ли дело Стас – он любит такие штуки. Но, господи, откуда же тут взяться Стасу?

«Совсем крыша у тебя поехала, Егорова», - укорила себя Влада.

И снова, словно утопающая, уткнулась лицом в мягкую толстую ткань, впитывая все, до последней капли, умирая – и воскрешаясь в воспоминаниях, где этот сумасшедший аромат растекался по коже от жестких, совсем не осторожных прикосновений ее Плохиша. Где Стас вколачивал его между ног, заставляя умолять и кричать, просить дать передышку – и требовать еще, еще и еще.

Влада быстрым шагом направилась к дому, обнимая толстовку так сильно, будто от этого зависела ее жизнь. Нужно спросить Тимура, что это такое. Нужно получить его однозначный ответ «да мое, котенок, укрыл, чтобы не замерзла» - и успокоится. Иначе она просто сойдет с ума.

Во дворе уже гремела музыка – кто-то из приятелей Тимура подогнал машину, врубил магнитолу. Девушки – их, как будто, было четверо – громко и заливисто смеялись. Влада, стараясь идти осторожно, ориентируясь в полутьме почти наощупь. В воздухе пахло шашлыком, и желудок отозвался на приятный запах голодным возмущенным урчанием.

Компания была в полном сборе: трое парней – кажется, один был его двоюродным братом и приехал со своей постоянной подругой, остальных Тимур представил друзьями, не вдаваясь в подробности. Девушки, часть которых были, судя по всему, подругами подруг. Все такие фактурные, словно с подиума. С пустыми глазами и странным натужным смехом, словно их щекотали с ножом у горла. Влада поежилась и, поддавшись инстинкту, сунула руки в рукава толстовки, плотно запахнула на груди. Сердце сладко заныло. Ну и пусть болит. Капелька забытья, безумия для ее истерзанной души.