Плохая девочка

Я разглядываю ее вещи с любопытством. Стол завален кучей тетрадей и учебников, но все они педантично разложены по тематике на ровные стопочки. Ручки и карандаши в органайзере тоже расставлены согласно какой-то определенной системе. Ни одной пылинки, ни одной брошенной небрежно вещи или футболки на спинке стула — ничего. В целом — стерильно, как в операционной, но ощущается девичий дух: у кровати розовые тапочки, маска для сна у изголовья, на подушке книга — в розовом чехле, разумеется.

Я наклоняюсь и беру ее в руки. Что же там в голове у этой больной розовой Барби?

Брэдбери.

Брэдбери? Серьезно?

Ее выбор приводит меня в смятение. Я читал этот роман пару лет назад, и он меня буквально поразил.

Проверяю закладку: Мариана остановилась на середине. Значит, книга у нее лежит не для красоты. Возможно, девчонка состоит в каком-нибудь литературном клубе универа, и роман стоит в образовательной программе учебного заведения? Но сейчас ведь еще только начало учебного года…

На всякий случай, я пробегаю взглядом по ее книжным полкам. Учебники, толстенные хрестоматии по мировой литературе, античная, греческая литература, справочник по культурным эпохам, анализ современной литературы, реализм и метамодерн. А на верхних полках труды авторов двадцатого века и модные современные — от Кутзее до Свифта.

Черт подери.

Обнаружив на полке ежедневник, я бегло пролистываю страницы — у этой псевдо-святоши расписан буквально каждый день и час. Похоже, она тронута на теме самоорганизации и контроля. Откладываю ежедневник, заглядываю в платяной шкаф — вещи развешаны в строгой последовательности по цветам и на одинаковом расстоянии друг от друга. Никаких кричащих оттенков, в основном пастельные тона и скучные образы на повседневку: блузки, юбки, платья в деловом стиле.

Она одевается так, будто трудится клерком в банке или просиживает задницу в приемной у мелкого чиновника. Совершенно нет вкуса.

Я провожу пальцами по мягким кашемировым водолазкам, сложенным в аккуратные стопки на полках, а затем открываю выдвижной ящик. В нем оказывается ее нижнее белье — хлопковые трусики, свернутые аккуратными трубочками и разложенные по специальным ячейкам, кружевные лифчики — белые, черные и, конечно же, розовые. Все такое невинное, что пошлых мыслей и не должно возникнуть, но у меня почему-то учащается сердцебиение. Мне хочется коснуться нежной ткани, ведь мое воображение уже рисует, каково это — снимать ее с бархатной кожи Марианы.

И разозлившись на самого себя, я захлопываю ящик и закрываю шкаф. Нельзя позволить этому дерьму захватить мои мысли. Нельзя!

— Мы с Лео познакомились на танцах. — Слышится голос матери, когда я спускаюсь вниз. — Знаешь, а ведь я когда-то была звездой этого города. Примой! — Она хохочет. — По мне и не скажешь теперь, да? Но когда-то, до травмы, я была красивой, худенькой и танцевала партию Кармен.

— Не может быть! Кармен?

— Серьезно!

Слышится топот. Наверняка, мама показывает, как блистала в свои лучшие годы на сцене.

— Вот это да!

Я останавливаюсь на последней ступени. Мать с Лео танцуют у входа в столовую. На отчиме брюки с золотистыми подтяжками, белая майка и стоптанные туфли на низком каблуке, а на голове — широкополая шляпа. На матери халат с вышивкой — явно с чужого плеча, мягкие тапочки, а в волосах — роза. Довольно сюрреалистичная картинка, но это именно то, к чему я привык дома. Шум, смех и балаган, достойные бразильских сериалов.

— Браво! — Хлопает им Мариана.

Ее лицо светится неподдельной радостью.

— Спасибо, Лео. — Мать отвешивает поклон своему сожителю, а затем возвращается за стол. — Так вот. — Она берет руку девушки. — Когда я решила вспомнить молодость и тряхнуть стариной, я пошла в местный клуб и записалась на зумбу. Оказалось, что в соседнем зале преподают латинское направление, и вуаля! Мы познакомились с Лео!

— Вы преподаете танцы? — Искренне изумляется Мариана.

Она делает взгляд, как у олененка Бэмби, и я стискиваю зубы.

— Танго, сальсу, ча-ча-ча и бачату. — Склоняет голову в полупоклоне Лео. — У меня старшая возрастная группа.

Его шляпа валится на пол.

«Шут гороховый», — качаю головой я.

— Наверное, это очень интересно. — Говорит девушка, пока, кряхтя, поднимает головной убор. — Жаль, я совсем не танцую.

— Так не бывает! — Возмущается Лео. — Все танцуют, моя милая.

— Только не я. — Отвечает Мариана и вдруг осекается, увидев меня.

Такая хрупкая радость, наполнившая ее взгляд, мигом растворяется, уступая место печали и страху.

Надо признать, это мне больше нравится.

Правда, ужасно бесит, что она все еще пытается строить из себя недотрогу.

— Сынок? — Оборачивается мать. Ее тон ласков, но в глазах предупреждение. — Я делаю маникюр Мариане, а потом мы будем ужинать.

— Я не голоден. — Бросаю грубо. — А где бабушка?

— Отдыхает у себя в комнате. Проводи его, Лео.

— Сам найду. — Останавливаю бросившегося мне на помощь преподавателя танго для престарелых.

Мариана опускает взгляд, когда я прохожу мимо.

— Может, что-нибудь яркое? — Предлагает мать, проводя пилочкой по ее ровным аккуратным ноготкам.