Плоды зимы

Мать тоже была тут. Но очень скоро она превратилась в немого свидетеля без возраста, без плоти, покорно исчезавшего и возвращавшегося по первому зову. То, что в один холодный декабрьский день ее останки отнесли на другой конец города, не изгнало ее из дома. Так было потому, что так должно было быть, и, сам себе в том не признаваясь, отец чувствовал, что она просто опередила его на том пути, на который вступил уже и он. Долгое время они шли рядом, а потом она заспешила и сразу преодолела последний отрезок пути, вот и все. Но большого значения это не имело. Это был лишь вопрос времени. А теперь время в счет уже не шло. Все говорило ему, как мало значит течение лет. Он жил одновременно и той жизнью, когда ему было пятнадцать и отец при свете масляной лампы обучал его сажать в печь хлебы, и жизнью теперешних дней, когда все вокруг было подернуто сумерками молчания и покоя.

Письма он получал только от Жюльена, короткие письма, приходившие все реже и реже. Он читал их с трудом, а отвечать и совсем не мог.

В конце концов, если сын захочет его повидать, он знает, где его найти, а Лион не так уж далеко. Жюльен плохо обошелся с Полем, а Поль вот ухаживает теперь за отцом. Мать постоянно твердила, что и Поль и его жена — эгоисты. Теперь, если она видит оттуда, сверху, она непременно должна признать, что ошибалась. Ясно, Поля с женой так долго отдаляло от дома присутствие матери и Жюльена. Жюльен устроил свою жизнь по собственному разумению. Он держится в стороне. Пишет, что нашел работу, которая отнимает у него все время. Если это настоящая работа, можно только порадоваться. Отсутствие сына не тяготило старика, ничье отсутствие не было для него тягостно. Или, вернее, отсутствия для него не существовало. Для него существовали только те, с кем он вел нескончаемые беседы. А умерли они уже или еще живут на свете — это для него не имело значения.

66

Жюльен действительно был совсем не такой, как другие. Когда нотариус написал ему, чтобы урегулировать вопрос о наследстве, оставшемся после матери, он ответил, что во всем полагается на волю отца и подпишет любую бумагу, которую ему пришлют. Итак, в один прекрасный день к старику Дюбуа явился нотариус в сопровождении Поля. Он прочитал вслух сложный текст, и отец едва не заснул. Когда чтение было закончено, отец подписал документ, затем спросил:

— Если я правильно понял, теперь все в порядке?

Тогда нотариус объяснил, что, согласно воле, выраженной им, отцом, оба дома после его смерти переходят к его сыну Полю при условии, что тот выплатит известную сумму Жюльену. Сумма эта была незначительна, зато Поль обязался содержать отца, за которым сохранялось право распоряжаться своим имуществом.

— Так ты по крайней мере можешь быть спокоен, что оба твои дома не попадут в чужие руки. А Жюльену деньги гораздо нужнее, чем камни.

Они выпили по стакану старого вина, и отец поговорил о том времени, когда он бывал на сборе винограда в Вернантуа.

Прошло еще месяц-полтора, затем как-то к вечеру Поль явился к отцу и сообщил, что лионский нотариус, которому было поручено дать на подпись Жюльену дарственную, прислал бумаги. Теперь все было в порядке. И Поль объяснил:

— Видишь, я обо всем позаботился. Избавил тебя от многих хлопот, и теперь ты можешь быть спокоен. Тебе даже незачем заниматься огородом, раз ты ни в чем не будешь нуждаться.

— Огородом я заниматься буду. С кроликами я расстался, но не воображаешь же ты, что я оставлю огород необработанным.

— Никто не говорит, чтобы ты оставил его необработанным, но, во всяком случае, теперь тебе не надо будет так надрываться.

— Буду работать, пока сил хватит. Без работы мне скучно.

— Тебе скучно, потому что ты один, но если б ты не упрямился и переехал жить к нам, ты чувствовал бы себя гораздо лучше.

— Нет. Я раз и навсегда сказал «нет», не хочу уходить из своего дома.

Поль не настаивал, но отцу показалось, что сын недоволен его отказом.

С этого дня Мишлина и Поль стали реже навещать старика, а иногда ему приходилось до часу дня ждать обеда. Когда он сделал замечание рассыльному, тот так грубо ему ответил, что отец, побелев от ярости, встал, обошел стол и залепил мальчишке пощечину.

— Этакий мерзавец, я тебя научу… — крикнул он.

Дальше старик говорить не смог. На него напал кашель, и он без сил опустился на стул. Когда он выкашлял душившую его мокроту, то долго сидел неподвижно. У него дрожали руки, и совладать с дрожью он не мог. Мальчик ушел, хлопнув дверью. Отец больше часа не мог прийти в себя, в этот день кусок не шел ему в горло.

— Этакий мерзавец… Гоняет по улице, а обед принес холодным. И в котором часу… Надо будет повидать сына.

Он повторял это раз двадцать, обдумывая, каким образом ему добраться до Поля, который не навещал его уже больше двух недель. Было начало февраля, погода стояла холодная, и потому отец не мог сам пойти к Полю. Он не выпускал из виду дорожку, что шла вдоль сада, поджидая, когда пройдет Робен, чтобы попросить его позвонить сыну по телефону.